— Как в сказке про кольцо, которое Иванушка тряпицей завязывал, чтобы никто не обнаружил его свет. — Она закрыла медальон и подала мне. Я покрутил его в руке. Пробовал открыть, не получилось. Матушка пояснила:
— Секрет в том, как и куда пальцы приставить. — и где–то, нажав четырьмя пальцами обеих рук — снова открыла его.
— Медальон этот, несмотря на огромную ценность, здесь вмонтирован чистой воды голубой сапфир, продавать нельзя. Как бы трудно не пришлось, забудь о его стоимости. Ценность в том, что он — семейная реликвия и принадлежал еще твоим пращурам. Может он еще с самой Византии? Страны такой давно нет, а память — вот она. Сбереги его, Гришенька, прошу тебя. Возьмешь с собой, когда к матери поедешь. Я зашью его тебе в брючки, а мать найдет возможность сберечь его, пока ты женишься. Он достался мне по праву жены, а теперь принадлежит жене моего сына, твоей матери. И ты его своей жене передашь. Ну–ка, потренируйся открывать его. Вот так пальчики поставь, теперь одновременно надавливай. Так, так. Еще раз, — приговаривала, улыбаясь, матушка.
— Есть, получилось! — воскликнул я. И весь вечер старательно упражнялся в открывании медальона. Она вынула из шкатулки деньги и сказала:
— Гришенька, сбегай к фотографу и сделай себе снимки: один по пояс, другой — в рост. Матери пошлешь. И еще купи в аптеке пару грелок. Старые вещи полусгнившие уже не сохранить, но для коллекции нужно срезать все пуговицы. Сбросишь их в грелку и тоже закопаешь в землю. Пуговицы эти с орлами или без. Они были на вещах твоих предков.
Сделав все как велела мне матушка, вечером сел писать письмо незнакомой своей матери.
— Пиши, что здоров, что хорошо учишься и помогаешь мне в работе, и хочешь быстрей увидеться с ней.
Но мне не хотелось врать и я ответил:
— Совсем не хочу ее видеть. Я не знаю ее. Не хочу от тебя уезжать. Что ты меня гонишь? — и едва не плакал.
— Однако, твоя мама этого не знает, поверит тебе и на душе у нее станет теплей. Она достаточно настрадалась. Иногда, нужно лгать В детстве я слышала историю, которая, кажется, произошла в Испании. Король велел казнить богатого юношу Его любили девушки, и он совсем не хотел умирать во цвете лет. Мать пришла к нему в камеру и пообещала пойти к королю, вымолить у него свободу для сына. Она сказала ему: ничего не бойся,
помилование может прийти даже в последнюю минуту. Когда поведут тебя на казнь посмотри на башню. Там на верху увидишь меня. Если я буду в черном платье, значит, король мне отказал. Если в белом — тебя помилуют».
Король был неумолим. Когда юноша вышел из темницы, то посмотрел на башню. Там, в белом платье, стояла его мать. Страх покинул его. Юноша был счастлив. — знал, с ним ничего не случится, шел и смеялся. Девушки, видя такое мужество, бросали ему под ноги цветы. Жители города встречали его с восторгом. Он положил голову под гильотину, но все еще верил, сейчас зачитают помилование. Он не почуствовал, как ему отрубили голову. отрубили голову, а с крыши башни рухнула вниз его мать. Вот она — сила материнской любви и сила святой лжи. Поверь, Гришенька, никто, кроме твоей матери, не пожелает отдать за тебя свою жизнь. А все потому, что жизнь твоя зародилась в ее лоне. Ты — ее кровь и плоть.
Тогда мне думалось, что понимаю смысл того, что пыталась мне передать матушка.
Все последующие дни, я как археолог копался в старых вещах. Весь в паутине вытаскивал что–нибудь интересное на свет и бежал, показывал это матушке. Оказывается, и в карманах можно было что–то сыскать. Так я нашел горсть серебряных монет Петровских времен, нашел пару курительных трубок и, однажды, плюшевого медвежонка откопал. Оказалась эта копилка медных и серебряных монет семнадцатого века. Их, вместе с пуговицами я тоже высыпал в грелку и закопал в парке у ограды. Мне нравилось прятать, закапывать
Однажды, когда в санатории не было даже Пелагеи Степановны, матушка повела меня в один из трех залов. Показала на стенку, на которой висели портреты Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Ленина и Сталина и сказала:
— За этой стеной — другая. На ней полотна твоих предков. Видишь круглые отверстия, симметричные и золотистой краской обведены. Они не только для красоты здесь. Это вентиляторы воздуха. В 1917 году, когда государя вынудили отречься от престола, твой дед Григорий Николаевич распорядился закрыть эту стенку. Наверняка, там еще что–то есть. Кроме драгоценностей, конечно. О своих потомках думал мой генерал. Там, на портрете он в рост, его родители и деды, и мы с ним. И портреты царей там. И все кисти великих художников. Им цены нет. А пока, до поры до времени, забудь про эту стенку. Кажется, я тебе все сказала, что должна была сказать. А теперь пойдем отсюда. Мне воздуха не хватает. Пойду, посижу со своим Гришей, — она имела в виду скамейку у обелиска.