Догадливый высокопоставленный военный удивленно спросил: «Не твоего ли любезного здесь в расход пустили?»
— Моего, — спокойно ответила матушка.
Пелагея Степановна ахнула и, показав, на нее рукой произнесла:
— Посмотрите на наших людей, какие они скромные! Вдова героя гражданской войны, а скрывала. Маша, — это она моей матушке, — готовь бумаги. Мы тебе оформим помощь. И люди должны знать о скромной вдове героя–красноармейца.
На что матушка уже спокойней ответила:
— У меня сердце слабое, если умру, похороните рядом. Ничего другого мне не надо. Да, об Грише моем позаботьтесь, образование ему дайте. А что касается геройства моего мужа, на то он и солдат, чтобы умирать за Отчизну.
— Да, да. — согласился высокопоставленный военный. И заведующей:
— Пусть будет, как она хочет. А слова ее хорошие: «На то и солдат, чтобы за Отчизну жизнь отдавать». И услышал, как он говорил Пелагее Степановне: «Помогите семье героя, чем можете.»
Они удалились. Бледность сошла с лица матушки. Она пробормотала: «Не хватало еще, чтобы они обнаружили в могиле золотые погоны».
— Почему золотые? У Красноармейцев тогда не было еще погон, — напомнил я, но матушка промолчала.
Мне исполнилось тринадцать лет. В этом возрасте мнишь себя всезнающим, а у взрослых находишь то пробелы в памяти, то нехватку тех знаний, которые ты усвоил в школе. В первую очередь каких–то советских исторических фактов. И авторитет старших падает и падает в твоих глазах, хотя ты и продолжаешь их любить, но уже с долей пренебрежения. И моему изумлению, по поводу того, что здесь, под обелиском, лежит муж моей матушки, а значит мой отец, не было границ. Я напомнил ей:
— Сейчас 1953 год. Я родился через 20 лет после того как погиб мой отец? Ты перепутала что–то.
Опершись на лопату, матушка в задумчивости ответила:
— Видно, Гришенька, пришло время тебе узнать всю правду о себе. Не матушка я тебе, а бабка родная, мать твоего отца. Мой муж — генерал, князь Григорий Томилин. Его фамилию ты носишь и имя тоже. Здесь он, дед твой молодой лежит… И этот Дворец — его А значит наша с тобой собственность. Пойдем–ка домой, поговорим.
По дороге к флигелю она молчала, а мне и вовсе трудно было переварить ее слова. Когда мы перешагнули порог нашего бедного жилища, я не выдержал и с обидой спросил:
— А как же обелиск с красной звездой?
Матушка положила мне руку на плечо и ответила:
— А это так, не фамильный же герб вешать, попросила плотника сделать звезду, чтобы открыто ухаживать за могилой. Мой Гришенька не в обиде. Отец твой, наш с Гришей сын Алешенька, был на него похож, такие же темные медные волосы. Да и ты их унаследовал. Это от предков по женской линии династии Штауфенов. Ну, садись уже. Поговорим, а то не успеем. Зовет меня мой генерал… Да и родители тоже торопят. Во сне приходят… Не успела тебя на ноги поставить. Когда тебе в жизни уж очень трудно придется, подними голову к небу, попроси энергии и разума у светлого бога и совета у предков. Они всегда рядом.
Матушка молча накрывала на стол, я с тоской ждал, как ей удастся оправдать в моих глазах деда — белого генерала да еще князя, который вовсе не был героическим красноармейцем. Но в этот день она мне ничего не сказала. Дня два она молчала, наверное, собиралась с духом. А тут умер Сталин. Люди плакали на улицах, плакали наши учителя, девчонки в классе ревели. Все думали, что теперь Америка не побоится на нас напасть и забросает в отсутствие вождя атомными бомбами. Но когда я вернулся из школы, к моему изумлению, застал матушку в хорошем настроении в нарядной одежде. Я думал она не слышала ничего о смерти вождя. Радио у нас не было, но оно имелось в санатории. Мне даже показалось, она накрыла праздничный стол. Сроду на столе не стояла бутылка вина. И еды, может, накопила из того, чем ее кормили в санатории? Откуда–то взялись старинные рюмки. Она налила себе полную и мне тоже, сказав при этом: