– Да вот. Церковь здесь была, – пробормотал, оправдываясь.
– Была, – согласилась старуха. – А теперь склад материально-технических ценностей.
– Склад меня не интересует...
– А не интересует, чего ж заглядываешь тогда?
Зимин хотел было объяснить; спросить, давно ли здесь живет старуха, известно ли ей, когда церковь обезглавили и куда подевались колокола; может быть, у нее или у кого-то из ее знакомых случайно уцелели старые снимки?
Подумав, решил: не стоит затевать разговора, лучше уйти.
Сергея наконец-то застал дома. Он сидея во дворе под черемухой за стопиком. Полина хлопотала около него. От Сергея пахло костром, потом, порохом. Вид у него был помятый, усталый и одновременно возбужденный.
Преступников не поймали, хотя они гуляли по району вовсю, с размахом, едва не в открытую, нимало не заботясь о том, что оставляют после себя следы, что по именам и в лицо их уже знают. После первых двух ограблений, о которых Зимин уже слышал, последовали кражи из магазинов в Среднем Китате, Святославке, ТаежноМихайловке, из кооперативной лавки в Петропавловском. «Ниву» вишневого цвета бросили в лесу под Святославкой, сожгли. Без транспорта, однако, не остались: нересели сначала на пятитонку, – позднее на лесхозовский «уазик», выкинув оттуда водителей, а из «уазика» и главного инженера лесхоза. Хорошо, просто выкинули, не пустили в ход ножи и стволы...
Наворотили с лихвой. Однако же, с сегодняшнего дня всевольный их загул заканчивается. Сходило с рук, пока нынче поутру не завалились в избу охотника Лаврентия Нифонтова в его отсутствие и украли ружье. У Нифонтова, кроме двухстволки, еще и карабин в доме хранится.
Не на виду. Вернувшись с рыбалки, и обнаружив пропажу, Лаврентий нагнал грабителей, и когда по первому требованию ружье не вернули, прострелил кому-то из четверых ногу.
Так что теперь, имея в группе раненого, уползти постараются как можно дальше. Главное им– выбраться из района, области, затеряться на оживленной автостраде, а там – кто их будет искать в нынешней неразберихе, особенно если очутятся за пределами России...
– Вот, посмотри, – протянул Сергей мятую бумажку с машинописным текстом. – Ориентировка на одного из них.
«Возраст– 25-30 лет, рост 175 см, волосы черные, прямые, средней длины, глаза темные», – скользнул глазами по строчкам Зимин.
– Все не читай, неинтересно. На особые приметы обрати внимание, – сказал Сергей.
Зимин кивнул.
Он и без того уже, пропустив, во что одет преступник, вчитывался в тщательнейшее описание особых примет, а это были наколки.
"На левом плече – полуобнаженная женщина с кинжалом и стоящий перед ней на коленях мужчина, – говорилось в описании, – у левого локтя – четырехконечный крест с надписью «Рай», подчеркнутой чертой с точкой; на тыльной стороне левой кисти – цветок лилии; на левом предплечье – сердце, пронзенное стрелой, и буква "Z"; на правом – факел; у основания большого пальца – три точки; под коленками – кресты; на правой ступне – надпись «Душа болит о производстве», на левой – «А ноги просятся в санчасть.»
Еще не дочитав до конца, Зимин невольно весело, от души расхохотался.
– А ноги просятся в санчасть, – повторил вслух последние слова. – Мудрено запомнить.
– Ясно, куда его ноги просятся, – сказал Нетесов, делая нажим на слове «его».
Чего-то Сергей не договаривал. Скорее всего, не один охотник Лаврентий Нифонтов вступал в поединок с грабителями, недаром от пистолета, положенного в кобуре на край стола, тянуло запахом горелого пороха, и, скорее всего, не так и неизвестно местонахождение преступников, если он перед ночью на два-три часа заехал домой.
– Ну, а ты? Как на Подъельниковском кордоне? Как Василий Терентьевич? – переводя разговор, спросил Нетесов.
– В порядке, – кивнул Зимин. – Заметил, ты у Засекиных в большом почете.
– Ну уж... Показалось тебе.
– Серьезно, серьезно.
– Ну, может и так, – легко согласился Сергей.
– Внука Василия Терентьевича за наезд, которого он не совершал, чуть-чуть не осудили, – вмешалась в разговор Полина. – Сидел бы уж два года, если б не Сергей.
– Да, ошибка там вышла, – мотнул головой Нетесов.
– Я все-таки думаю, Сережа, не ошибка, – возразила Полина, – а потому что племянник директора коммер– ческого банка виновником был.
– Нет. Понимаю, о чем ты, случается такое. Но здесь не разобрались как следует, – тоном, не оставляющим сомнений, сказал Сергей.
Зимин не стал уточнять подробности истории с внуком пасечника. Хотел было рассказать о встречах с бывшим охранником лагеря «Свободный», с ветераном Гражданской, но передумал. Потом как-нибудь. Сергей был сосредоточен на своем, слушал рассеянно, отвечал односложно.
Уехал он спустя полтора часа, сказав, что теперь-то уж должен вернуться очень скоро, и они сразу отправятся на так долго откладывавшуюся рыбалку. А пока, чтоб не скучно было Андрею, он может покататься по Пихтовому, по окрестностям на его, Нетесова, мотоцикле.
– А права? – спросил Зимин.
– С моим номером не остановят, катайся, – махнул рукой Нетесов.
...Наведываться второй раз к Марии Черевинской не пришлось. Ближе к полночи дочь пасечника вместе с мужем сама подъехала на «Жигулях» к нетесовскому дому. Она была взволнована: соседка сказал ей, что начальник уголовного розыска вместе с поселившимся у него мужчиной были на кордоне, на пасеке у ее отца, и ее разыскивали. Черевинская думала: с отцом что-то стряслось.
– Слава Богу, – она перевела дух, перекрестилась, прочитав записку от отца, – только за этим и приходили?
– Только за этим.
– Сейчас сама привезу...
Через каких-нибудь полчаса Зимин держал в руках стопку тонких тетрадок в бледно-голубых обложках, точно таких, какие он уже видел, читал на таежной пасеке. Точнее, на пасеке он видел и читал всего-навсего одну тетрадку с надписью на обложке «Дневник Терентия Засекина. Октябрь 1919 года – Февраль 1920 года». В этих, принесенных, тетрадках Терентий Засекин делал записи с апреля 1920 по декабрь 1929 года.