Лестнегов умолк. Он расположен был говорить о колчаковском кладе времен Гражданской еще и еще, но не обо всем, что ему известно, а целенаправленно, в интересах собеседника.
– На Британсе, заместителе командира ЧОНа, как отразилась вся история с его командиром? – спросил Зимин.
– Никак. Он остался вне подозрений. Принял командование отрядом, служил в РККА, В тридцатых годах его репрессировали. Но не по этому деду пострадал. Из латышей вообще редко кто уцелел. Вы лучше моего знаете.
– Значит, как я понял, вы сделали вывод о том, что заместитель Тютрюмова знал о месторасположении клада лишь потому, что сын его откопал скелеты трех лошадей? – спросил Зимин.
– Этого мало? – быстро отреагировал Лестнегов.
– Не знаю, – уклончиво ответил Зимин. – Разве не могло быть случайности с конями? Целые конные армии проходили здесь тайгой. Гибли не только люди. И кони гибли, и их тоже закапывали.
– Это так, – согласно кивнул Лестнегов. – Но вот представьте. Впервые приезжает человек в совершенно незнакомое место, делает одну-единственную раскопку – на большее у него нет сил – и сразу результат. Прибавьте к этому, что он сын человека, ближе всех стоявшего к непосредственно запрятавшему золоти, – к Тютрюмову.
– Здесь, конечно, трудно возражать. Но если Британс-старший был в сговоре с Тютрюмовым, знал, где зарыт клад, почему он сам в двадцатых, в тридцатых годах не приехал?
– Мало ли. Он был военным. Легко военному направиться, куда вздумается? Да и в конце двадцатых, в тридцатых здесь сплошь лагеря стояли.
– Да, я был в одном таком, – вспомнив поездку с конюхом Засекиным на пасеку, сказал Зимин: – «Свободный» называется.
– Видите, а удивляетесь, почему не приехал Британс. Некоторое время длилось молчание. Мысли, заснимавшие с утра Зимина, снова пришли на ум.
– А что, Константин Алексеевич, когда допрашивали Тютрюмова, Пушилины оба живы были? – спросил он.
– Сразу не соображу. Пушилин-старший, Игнатий, был убит в Урочище каменных идолов. А когда точно, сейчас взглянем, если угодно.
Лестиегов порылся в портфеле, достал цветную фотографию, на которой видны были на лесной поляие три каменных столба примерно одинаковой, в полтора человеческих роста, высоты. Лестнегов, еще довольно молодой, был снят на фоне этих столбов. Отстоящие на метрполтора друг от друга, они совершенно естественно, как грибы, тянулись из земли. Когда Сергей упоминал о каменных идолах в том месте, куда они собирались на рыбалку, Зимин думал, что идолы рукотворные, высеченные из камня и вкопанные в землю. Оказывается, столбы, издали напоминающие фигуры людей, – природные образования.
– Двадцать девятого августа погиб старший Пушилин. По слухам, у крайнего справа истукана зарыт, – сказал хозяин дома. – Банда была приличная, штыков в триста пятьдесят. Ее не чоновцы, регулярные войска разбили. После этого боя не больше тридцати человек оставалось вместе с младшим Пушилиным, Степаном.
– Степан – это тот, который на озере штыком ранил старшего лейтенанта Взорова? – спросил Зимин не столько для того, чтобы показать свою осведомленность, сколько для проверки точности сведений о Пушилиных.
– Именно тот. Он организовывал отвозку золота от эшелона и ранил Взорова, – подтвердил Лестнегов.
– Старший лейтенант во второй раз появился в Пихтовсй спустя почти год, – продолжал Зимин. – Пушилины все это время находились поблизости от сокровищ, всегда имели к ним свободный доступ. Не верится, что не воспользовались такой возможностью. А из протокола допроса явствует, что члены следственной комиссии были уверены, что Тютрюмов единолично завладел всем, что было утоплено на становище.
– Очень интересная мысль, – подхватил Лестнегов, – очень интересная. Вам кажется, что клад с зимы, с ноября месяца девятнадцатого по август двадцатого разделился на две доли – тютрюмовскую и пушилинскую. Так?
– Так. И у Пушилиных – главная часть могла осесть.
– Я тоже об этом много думал. И знаете к какому выводу пришел уже давно? Пушилины могли бы целиком завладеть кладом. Однако они были твердо убеждещд, что белый возвратятся, и с них, как с хранителей сокровищ, тогда строго спросится. Вас это убеждает?
– Могло быть такое, конечно... – не очень-то охотно согласился Зимин.
– Так и было! – твердо сказал Лестнегов. – И все-таки Пушилин-младший не удержался от соблазна. Через два месяца после того как сбросили под лед ящики с золотым запасом, приехал на Сопочную Каргу, около трех пудов золота взял. Второй раз наведался после гибели отца и фактического прекращения существования банды. И не нашел ничего. Тютрюмов успел похозяйничать.
– Говорите так, будто присутствовали при этом.
– Не присутствовала ни одна живая душа, но это, пожалуй, достоверно.
– Что получается: не видел, но свидетельствую? – заметил Зимин.
– Подождите. Сначала послушайте, а уж после... В пятьдесят девятом, кажется, году мы в очередной раз вели поиски колчаковского клада в тайге вокруг Пихтовой. Самая значительная находка была на речке Малый Кужербак. У истоков нашли труп человека. Ну, какой труп, можете представить себе, если не меньше двух десятков лет пролежал на открытом воздухе. Скелетированный труп. При нем – часы на браслете, планшетка и револьвер. Все, конечно, проржавело, полуистлело. На внутренней стороне планшетки сохранилась надпись чернилами – фамилия владельца – «А. Тёмушкйн». Позднее по часам и револьверу подтвердили, что так и есть: Анатолий Тёмушкин, начальник районного НКВД МО района. Он исчез еще в тридцать шестом, за пять лет до войны... Определили, что он был убит выстрелом в голову, да это и по дырке в черепе видно было. Ну, и еще в дупле лиственницы, около которой лежал Тёмушкйн, нашли револьверный патрончик и кокарду царского образца. Мы обо всем этом говорили в сельце Летний Острог, в лесхозе. И был там дряхлый старичок, счетовод. Мурашов Ростислав Андреевич. Никогда бы не подумал, что судьба способна так укатать человека.