— Что с ним? — спросила Ханна.
— У него лейкемия. Но детская лейкемия вылечивается чаще, если рано начать и делать все как положено.
— Откуда вы приехали? — спросила Клер.
— Из Бостона. Туда послали нас врачи. А врачи там сказали, что есть шанс; они сказали, что у Алана впереди целая жизнь. Мы все верим в это. Верим. И мы сделаем все, чтобы она у него была. Мы дадим ему жизнь!
Клер встретилась со взглядом Ханны. Ханна слегка кивнула.
— Сколько вам нужно? — спросила Клер.
— Мы не знаем, — ответил Картер Мортон, — Врачи говорят, что примерно все лечение может обойтись в сто тысяч долларов. А, может быть, и больше. Конечно, мы только возьмем в долг, до тех пор, пока я не найду — работу и не встану на ноги, но сказать, когда я верну вам деньги, сейчас я не могу. У меня нет даже приработка или других мелких доходов. Ничего, кроме моего слова, что я сделаю буквально все, чтобы возвратить вам каждый цент, с какими вам будет угодно процентами, сколько бы это ни было в сумме.
— Нам не важно, есть ли у вас приработок, — сказала Клер, почувствовав себя уверенной после кивка Ханны. — Или когда вы вернете долг. Просто пересылайте мне больничные счета. Мортон в изумлении уставился на нее:
— Так вы нам поможете, правда?
— Конечно, поможем, — сказала порывисто Ханна. — А теперь запишите ваше имя, адрес и телефон, и уходите. Вы сделали то, ради чего приехали. Во всяком случае, готовьтесь к отъезду в Бостон.
Клер и Эмма обменялись взглядами, когда Ханна вступила в разговор таким образом. Эмма уже собралась что-то сказать, но Клер покачала головой. Нечто изменилось: Ханна стала частью их. И Клер больше не казалось возмутительным то, что она, возможно, станет жить с ними. Почему бы и нет, подумала Клер. Родственница, которая будет о нас заботиться, которая, по крайней мере, кажется, хочет заботиться о нас… почему нет? И я положилась на нее; кивнув, она одобрила то, что я на этот раз вместо «нет» скажу «да».
Маленький мальчик подошел к Клер:
— Большое вам спасибо, — сказал он торжественно. — Я буду делать все, что мне скажут докторами может быть, тогда лечение не продлится долго и будет дешевле. Я постараюсь делать все так, чтобы вы гордились мной.
— Ох ты, Боже мой… — пробормотала Ханна. Слезы обожгли глаза Клер. У нее так много, а у них так мало. И Эмма никогда серьезно не болела; Клер даже не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь ей приходилось бояться за ее жизнь или здоровье. Я переделываю свою жизнь, добиваясь теперь всего, что могу только пожелать, а они просто хотят спасти то, что у них есть. Она обвила мальчика руками, и прижала к себе его худенькое тело.
— Мы уже тобой гордимся, — сказала она. — Я надеюсь, что ты сможешь звонить нам хоть иногда и говорить, как у тебя дела.
— Конечно. Наверное, это будет жутко скучно, но если вы так хотите… конечно. — Он присоединился к своим и встал на месте, прямой и молчащий, пока его отец записывал то, что его попросили, на конверте.
— Я не знаю, как вас благодарить, — сказала Пэт Мортон. — Вы и нам тоже дали жизнь.
— Привет, я пришла навестить знаменитую Клер Годдар… о, извините, я помешала.
— Заходи, Джина, — сказала Эмма. — К тебе тут есть дело.
— Спасибо, — произнес Картер Мортон. — Мы никогда не сможем вас отблагодарить. Я дам вам знать, когда найду работу и позабочусь о том, чтобы мальчик вам звонил; мы не забудем. Я обещаю, вы никогда не будете сожалеть…
— Ну, уходите, уходите, — сказала Ханна, махая на него рукой. — Мы будем молиться за вас. А вы будете нам писать, понимаете, а не звонить: это гораздо дешевле. — Она посмотрела, как они уходят, и закрыла за ними дверь.
— Удивительно, как людно становится в этой комнате, когда в ней так немного народу, — сказала Джина. Она обняла Клер и Эмму и кинула свою куртку на стул.
— Мы раньше не встречались, — сказала она, протягивая руку Ханне: — Джина Сойер.
— Ханна Годдар. Рада с вами познакомиться. Вы подруга Клер?
— Лучшая, — Джина выдержала паузу: — Так мы действительно не встречались?
— Нет, но я надеюсь, что мы станем друзьями, — Ханна улыбнулась.
— Ладно, — сказала Джина, немного удивившись. Она всегда полагала, что лучше позволять людям представлять себя самим и давать свои собственные объяснения. Она повернулась к Эмме: — Так что за дело?
— А ты зайди в нашу гостиную, — сказала Эмма. — Мама купила тебе изумительный подарок. Подожди в гостиной и приходи.
— Правда? Вы включили меня в свои покупочные развлечения?
Клер принесла две золоченые коробки с выисканным именем Симоны из спальни.
— Симона, — сказала удивленно Джина. — Вот это да. Стоило выигрывать лотерею: ты сходила к Симоне. И у меня теперь подарок от Симоны: это хорошо. — Она открыла коробки и чуть не задохнулась: — Да, — сказала она тихо. Она вынула темно-красный кашемировый свитер и соответствующий шарф с бахромой. — Поразительно. Мой цвет. И мой первый кашемировый свитер. Клер, я тебя обожаю… Да, изумительно.
Одним молниеносным движением она сдернула с себя блузку и затем, еще более стремительно, надела свитер. Потом намотала на плечи шарф и повернулась на месте.
— Ну, как?
— Очень, очень хорошо, — сказала Ханна. — Ты выглядишь очень театрально, прямо по-шекспировски. Надеюсь, ты будешь носить его в особых случаях.
Джина поглядела на нее решительно:
— А вы что, здесь живете?
— Буду жить, — сказала Ханна, со светлой улыбкой. — Я тетя Клер.
— Тетя? — переспросила Клер. — Мне казалось, вы говорили, то ли тетя, то ли кузина.
— Скорее всего именно тетя. Это более подходит к человеку семидесяти пяти лет от роду, особенно такому, который намеревается влезть в чужие дела. Во всяком случае, мне нравится быть тетей. Если, конечно, ты не возражаешь.