Выехав из рощи на равнину, он увидел поджидавшего его в грузовичке Хэнка Гиббса. Побросав в кузов лыжи, они с Кит сели в кабину.
– Это Старый Том, – не дожидаясь вопросов, сказал Хэнк и тронулся.
– Что случилось? Как он? – Беннону стоило усилий задавать вопросы. Он страшился их и не хотел услышать ответ. Он знал, что этот день когда-то наступит. Его отец стар, он не может жить вечно, но Беннон всегда надеялся, что подготовит себя к этому. Но так и не смог. Возможно ли подготовить себя к смерти близкого и родного человека?
– Он плох. Ваша свояченица нашла его в гостиной на полу. Я слышал, как кто-то сказал, что у него нет пульса. Когда я увидел, что вы спускаетесь, я выехал, чтобы встретить вас. Санитары уже укладывали его на носилки... Не знаю, как он...
Беннон, сжав зубы, ничего не ответил.
Грузовик притормозил у крыльца. Беннон, не дожидаясь, когда машина полностью остановится, выпрыгнул из нее.
– Беннон, слава Богу, ты здесь... – тут же подбежала к нему Сондра.
Но он прошел мимо, даже не заметив ее, не слыша того, что она сказала. Он видел только дверь дома. Внезапно Хэнк Роулинс преградил ему путь.
– Они сейчас вынесут носилки, Беннон.
Действительно, в ту же секунду дверь отворилась. Беннон увидел санитаров в белом, носилки и тело на них.
– Он... он жив? – с трудом вымолвил он. Один из санитаров кивнул.
– В больнице им сразу же займутся врачи, – успокоил его Хэнк, а потом добавил: – Он крепкий, наш старик. Как все такие, как он. Он выкарабкается.
Санитары снесли носилки по ступеням, поспешили к машине. Беннон шел рядом, не отводя взгляда от лица Старого Тома, его закрытых глаз, застывшей неподвижности щек и пугающей бледности кожи. Нос и рот были закрыты прозрачной, похожей на раковину кислородной маской.
– Отец, – еле слышно, задыхаясь, произнес Беннон.
У санитарной машины он посторонился, пока носилки вкатывали в машину. Кто-то сжал его руку, пытаясь привлечь внимание.
– Поедем со мной, Беннон, – промолвила Сондра. – Мы будем в больнице раньше их.
Он покачал головой.
– Я поеду с отцом.
– Тогда я встречу тебя там.
– Нет, не надо. – Наконец он обрел возможность думать о чем-то другом. – Лора. Забери ее из школы. Отвези к себе. Я заеду за ней, как только смогу.
– Но тебе нужен кто-то рядом, – возразила Сондра.
– Ты больше нужна Лоре.
– Я привезу ее в больницу.
– Нет, я не хочу, чтобы она прошла через это. Отвези ее домой. Ты поняла меня?
Сондра, вскинув голову, словно застыла.
– Хорошо. Я отвезу ее к себе.
Носилки были уже в машине. Беннон влез в нее.
– Простите, – сказал санитар кому-то за его спиной. – В машине есть место только для одного.
Думая, что это Сондра, Беннон обернулся и увидел Кит.
– Я поеду на грузовике, – успела сказать она, прежде чем захлопнулись дверцы санитарной машины.
26
Не находя себе места, Сондра металась между телефонным аппаратом и окном, из которого была видна дорога, ведущая к ее дому. Но видела лишь темноту ночи. Ни единого огонька, свидетельствующего о том, что кто-то едет по извилистой петляющей дороге в гору. Внизу были мигающие огни Аспена, вверху – звезды натемном небе.
«Где он? – думала Сондра. – Почему неедет?»
Скрестив руки и впившись в себя ногтями,она мерила шагами комнату, бросая отчаянные взгляды на телефон. Но он молчал. Она вдруг круто повернулась и застыла на месте.
Прошло три часа. Три часа – и ни слова от Беннона. Чего она ждет, что хочет услышать от него? Что все без изменений, состояние отца не улучшилось и... старик не пришел в сознание?
А что, если все не так? Что, если он все уже рассказал Беннону? Будь она там, она убедила бы его, что старик сам не знает, что говорит, что он просто перепутал ее с Дианой.
Но в больнице с Бенноном была Кит. Она заставит его поверить в любой бред старика. Ее надо остановить. Старый черт должен умереть, прежде чем успеет навредить ей и все разрушить.
– Эмили! Эмили!
Зовя экономку, Сондра бросилась через темные комнаты в кухню, за которой была спальня прислуги.
Успев добежать до кухни, Сондра увидела, как из своей комнаты появилась Эмили, торопливо завязывающая пояс халата.
– Да, мэм? Что-нибудь случилось?
– Я еду в больницу. Лора спит в своей комнате. Прислушивайтесь, на тот случай, если она проснется.
– Хорошо, мэм.
Когда Сондра собралась уходить, зазвонил телефон. Сондра подбежала к аппарату на кухне и сняла трубку, не дожидаясь второго звонка.
– Слушаю? – Все сжалось внутри от нервного напряжения.
– Это Беннон.
Она еще сильнее сжала трубку.
– Твой отец?..
– Скончался десять минут назад. – Ровный, без всякого выражения голос Беннона напугал ее, и она мгновение молчала.
– Он... он что-нибудь тебе сказал?
– Нет, ничего.
Она с облегчением закрыла глаза.
– Мне очень жаль, Беннон.
– Как Лора?
– Спит. Ты хочешь, чтобы я...
– Нет, не буди ее. Пусть спит. Я скажу ей завтра утром.
– Да, так будет лучше, пожалуй.
– Увидимся завтра.
– Ты не приедешь? Я приготовлю кофе и...
– Нет. Не сегодня. Спасибо за заботу о Лоре, Сондра. Я спокоен, что она с тобой.
– Если я могу чем-то помочь тебе, позвони.
– Спасибо.
Когда Сондра повесила трубку, в глазах ее было что-то, похожее на удовлетворение. За спиной она услышала голос экономки:
– Старший мистер Беннон, он...
– Он умер.
«Умер наконец, туда ему и дорога», – заключила Сондра про себя.
Когда Беннон вошел в дом, тишина в нем поразила его, как внезапный удар. Она остановила его, и в течение каких-то мгновений, показавшихся вечностью, он стоял, не в силах двинуться с места. Потом медленно, почти механически стащил шапку и опустил руку с нею вниз.
– Дай, я повешу, – сказала Кит тихо, взяв шапку из его бесчувственных рук.
Беннон с усилием освободился от лыжной куртки, так, словно она каменной тяжестью давила ему на плечи. Кит и ее повесила на вешалку. Беннон медленно подошел к столику, возле которого упал, потеряв сознание, отец. Он внимательно окинул взглядом это место, затем посмотрел на перила лестницы, ведущей в спальни.
Было трудно дышать, и он поймал себя на том, что невольно ловит звуки – не скрипнет ли половица наверху, говоря ему, что жизнь не ушла из этого дома, что это не просто глухое эхо того, чего уже нет. Тишина, встретившая его, была достоверней роковых слов врача. Его отец больше никогда не поднимется по этим ступеням, никогда, откинувшись в кресле, не поразмышляет вслух об этой земле и горах.
Беннон, запустив пальцы в шевелюру, по привычке взъерошил волосы, стараясь совладать с болью, клещами сдавившей горло.
Кит, не говоря ни слова, прошла мимо него к камину и стала разводить огонь. Вскоре пламя лизнуло поленья и нарушило гнетущую тишину. Беннон невольно потянулся к теплу и свету.
Кит молча следила за ним. Лицо его было замкнутым, словно застывшим, лишь боль в глазах говорила о том, что творилось в душе. Как она хотела принять на себя часть этой боли, но знала, что он не готов к сочувствию.
Он все еще отвергал страшную правду, с гневным протестом боролся против того, что случилось, и против страха, что ничем не сможет заполнить пустоту, которая внезапно образовалась в душе. Она тоже прошла через это, когда узнала о смерти своего отца. И поэтому ждала.
Беннон медленно опустился в кресло перед камином и стал смотреть на огонь. Слабые звуки, скрипы и что-то похожее на стоны, которыми был полон старый дом, вывели его из оцепенения. Он поднял голову и прислушался, а потом закрыл глаза. Его вздох был полон печали.
– Я все жду, что он войдет, недовольно ворча на что-то, – признался он Кит и, встретившись с ее взглядом, наконец осознал, что она рядом.
– Я понимаю тебя.
Она опустилась на колени рядом с его креслом, погладила его руку и накрыла ее своей.
– Он умер. – Беннон прикоснулся пальцами к своим губам. – Я говорю это себе, но вижу его кресло и убеждаю себя, что он просто вышел и вот-вот вернется. Его присутствие в этом доме не исчезло, оно чувствуется во всем.