– И так будет всегда, Беннон.
Он коснулся ее щеки.
– Я не могу поверить, что его нет, Кит.
– Он ушел, Беннон, и вместе с тем он здесь.
Она придвинулась поближе и приложила руку к его груди.
– Он здесь, Беннон. Он всегда будет в твоем сердце. Разве ты не чувствуешь, как он тихонько сжимает его в своей большой ладони, чтобы убедить тебя, что он здесь?
Беннон, не выдержав, подхватил ее и прижал к себе, зарывшись лицом в волосы, пахнущие свежестью и еще чем-то, что так волновало его. Тень смерти упала на его дом, но рядом с ним была жизнь, и он уцепился за нее, как за соломинку.
– Поцелуй меня, – произнес он голосом, в котором были отчаяние и страстная мольба. – Сделай так, чтобы я почувствовал себя живым, Кит.
Его губы прижались к ее губам, сильно, до боли. Он почувствовал ее податливость и ответный поцелуй. Но этого ему было мало. Он хотел чувствовать ее кожу, жар ее тела, бешеное биение крови, боль и наслаждение. Иного ему было мало.
Потом они лежали, и Кит держала его в объятиях. Глаза ее были полны слез, она не мешала им катиться по щекам.
Глаза Беннона были сухи. Он был сыном своего отца, сыном Старого Тома.
Яркое солнце весело отразилось в темных защитных очках Джона Тревиса, когда, выйдя из машины, он быстро взбежал по ступеням на крыльцо дома Кит и, дважды постучав в дверь, прислушался. Когда никто не открыл, он постучал еще громче, так что задребезжали стекла в двери. Никакого ответа.
Джон нетерпеливым взглядом окинул двор ранчо, чувствуя уже тревогу.
Черт побери, где она? Ее джип стоит во дворе.
Он раньше не думал о том, как далеко отстоит от дороги ее ранчо и как пустынно вокруг. Кит столь доверчива и простодушна, что может открыть дверь незнакомому человеку. Она, возможно, даже не запирает ее.
При этой мысли он толкнул дверь. Она открылась от первого толчка и легкого поворота ручки. Входя, он почти уже представил картину разграбленного дома. Но ничего подобного он не увидел.
– Кит! – крикнул он и подошел к лестнице, ведущей в спальни.
Через пять минут он снова был в гостиной. Он осмотрел все комнаты в доме и не нашел следов пребывания Кит, так же как, впрочем, следов какого-либо вмешательства или насилия. Все ее платья были в шкафу, а в ванной, в привычном беспорядке – ее косметика.
Он проверил телефон и, услышав гудки, убедился, что тот в исправности. Для проверки набрал номер съемочной группы. Ответил Нолан.
– Это я, Джон. Я на ранчо Кит, перезвони мне. Я хочу проверить, работает ли связь.
– Хорошо, сейчас перезвоню.
Повесив трубку, Джон подождал, пока раздастся звонок.
– Связь в порядке, – сказал он, подняв трубку.
– Кит нет дома? – спросил Нолан.
– Ее джип стоит во дворе, ее вещи и косметика на своих местах. Кажется, в доме ничего не тронуто. Возможно, она вышла куда-то поблизости.
А что, если она лежит где-нибудь раненая, сломавшая ногу, подумал он про себя, но ничего не сказал Нолану.
– Пойду поищу ее.
– Может, сообщить в полицию?
– Пока не надо.
Положив трубку, он услышал шум подъехавшей машины и, подойдя к двери, увидел черный пикап соседа Кит, фермера. Джон открыл дверь, чтобы выйти навстречу. Кит была в кабине, и он вздохнул с облегчением.
Кит повернулась и поцеловала того, кто сидел за рулем.
Джон почувствовал, что к нему вернулось прежнее состояние тревоги.
Это не был быстрый дружеский поцелуй. Это было неохотное расставание утром, после долгой и приятной ночи. Джон слишком часто играл любовные сцены перед камерой и без оной, чтобы знать, что означает такой поцелуй.
Он попятился и прикрыл дверь. Затем вернулся в гостиную, не только потрясенный и одновременно разгневанный, но даже испытывая чувство некоторой обиды. Услышав негромкий звук захлопнувшейся дверцы машины, он неверными пальцами вытащил сигарету, затянулся и выпустил в воздух тонкую, неровную струйку дыма.
Кит, войдя и увидев его, остановилась в нерешительности, а затем сдержанно улыбнулась.
– Ты разыскиваешь меня, Джон, не так ли?
На ней был лыжный костюм. Лицо было без каких-либо следов косметики.
– Я звонил тебе вчера бесчисленное количество раз, начиная с утра. К полуночи, хочешь верь, хочешь нет, я стал беспокоиться. Не знаю, соизволишь ли ты сказать мне, где ты была все это время? – Голос его был, несмотря на все попытки сдержаться, недовольным.
– У Беннона. – Кит сняла куртку и бросила ее на спинку кресла. – Вчера умер его отец. От сердечного приступа.
– И ты провела с ним всю ночь, утешая его. Не так ли? – Свою грубость он попытался прикрыть сарказмом.
Кит не сразу посмотрела на него, но, когда она подняла глаза, это был прямой и спокойный взгляд.
– Возможно, я заслужила, Джон Ти, но все же это жестоко.
Он опустил глаза, быстро и сильно затянулся.
– Тебе всегда удавалось пробуждать во мне все наилучшее и наихудшее. Смешно, не правда ли? – Его кривая улыбка менее всего подтверждала такое заключение. – Пола предупредила меня о том, что у меня появился соперник, но я не поверил. Как может простой ковбой соперничать с самим Джоном Тревисом? Кажется, мое больное самомнение не допускает такого.
– Прости.
Джон посмотрел на пепел на конце сигареты.
– Итак, что дальше, Кит? Каковы твои планы в отношении этого Беннона?
– Не знаю, – честно призналась Кит. – Мы с ним об этом не говорили. Да и не время сейчас, когда у него умер отец и послезавтра похороны.
Кит знала, что ей едва ли удастся много видеться с Бенноном в эти два дня, особенно наедине, без Лоры. Он будет занят похоронами, кроме того, его будут навещать друзья.
– Я знаю, чего бы мне хотелось, но... – Она пожала плечами, словно показывала этим, что все еще так неопределенно.
– Мне кажется, все ясно. – Джон загасил в пепельнице сигарету. – Но поскольку я здесь, я могу объяснить, что одной из причин, почему я хотел увидеться с тобой, была необходимость извиниться за вчерашнее. Не за то, что я сказал, потому что все это правда, а за то, как сказал... Я был зол. В последнее время я нахожусь под постоянным прессом, если не чьим-то, то своим собственным. Вот и выместил все на тебе.
– Тебе нужен этот фильм, мне же – нет. Поэтому я могу позволить себе быть идеалисткой, когда речь идет о сценарии. Ты этого не можешь. – Теперь она многое поняла. – Все, в сущности, очень просто.
– Ты тоже не можешь позволить себе быть идеалисткой. Просто ты этого еще не осознала.
– Возможно. Но в любом случае забудем о размолвке.
Джон посмотрел на нее, помолчал, а затем покачал головой, как бы выразив этим свое удивление.
– Знаешь, Кит, что делает тебя столь необычной? Ты веришь во все это.
– Не вздумай сказать это Беннону. Не уверена, что ему понравится услышать это от тебя.
К ней снова вернулась ее прежняя улыбка.
– Он ревнив, не так ли? В таком случае мне надо позаботиться о том, чтобы он не попал на съемки наших любовных сцен. Предупреждаю уже сейчас, что намерен получить от них максимум удовольствия. А дублей будет столько, сколько понадобится, чтобы получилось хорошо. Не думаю, что это ему понравится.
Кит рассмеялась и, указав ему на дверь, попросила:
– Уходи! Мне надо принять душ, сделать несколько телефонных звонков и справиться с бездной всяких дел.
Джон направился к двери, но тут же остановился и послал ей одну из своих знаменитых прощальных улыбок.
– Никто не умел так уходить, как Богги. – Кит сразу поняла, что он имеет в виду финальную сцену в фильме «Касабланка». – Но он уходил к своей Бокалл[5]. – Он отсалютовал Кит двумя пальцами и тихо сказал: – До встречи, Кит!
Когда он ушел, Кит, покачав головой, в который раз призналась себе, что Джон Тревис чертовски обаятелен и она могла бы вполне в него влюбиться. Если бы не было Беннона.
Но улыбка тут же погасла, когда она вспомнила о Бенноне и Сондре, которым предстояло сообщить Лоре о смерти ее деда.