Хозяйка поставила на стол обед (или ужин, я, если честно, потерялся во времени), есть не хотелось, но я заставил себя взять ложку и пропихнул в измученный организм несколько кусков безвкусной еды. Усталость навалилась с новой силой, я с великим трудом стянул с себя ботинки, после чего упал на кровать и забылся беспокойным сном. И даже скачущий по мне Андрей не был помехой.
Сны мне, к сожалению, снились. Если до этого я считал себя толстокожим и невосприимчивым, то теперь всё изменилось. Во сне, словно в перемотке, восстанавливались события ушедшего дня. А вместе с этим перед глазами вставали толпы убитых. Сколько я сегодня убил? Пятьдесят? Сто? Наверное, даже больше, ведь расстрелял без малого триста патронов, при этом почти не промахиваясь. А теперь они встали передо мной. В пылу боя некогда было запоминать лица, но мозг сработал сам по себе, как фотоаппарат.
Вот перекошенное яростью лицо рыцаря, замахнувшегося на ополченца двуручной секирой, мгновение, и он падает навзничь, так и не успев нанести удар. Вот ещё двое пытаются выстрелить из арбалетов, припали на колено и выискивают достойную цель, карабин дважды выдыхает огонь и дым, оба валятся друг на друга, одна стрела улетает в небо, вторая отскакивает от каменного пола.
Вот следующий, без шлема, с залитым кровью лицом, пытается достать меня длинным мечом. У него это получается, выстрелить я не успеваю, карабин упрямо молчит, его магазин опустел, перекосило патрон, или просто нужно сильнее нажать. Спусковой крючок просто гнётся под пальцем, как резиновый, а метр острой стали входит в моё тело, игнорируя бронежилет. Я, заскулив от боли, падаю на спину, а убийца нагибается надо мной и сатанински хохочет. Я вижу его лицо, точнее то, что от него осталось. Окровавленная маска, разрубленная в двух местах, висящие куски мяса и обнажившуюся кость.
Хохот его становится всё громче, в него вплетаются другие голоса, окровавленных морд уже не одна, а три или четыре. Пересчитать я их не успел, поскольку они закружились хороводом. И тут я с тихим криком проснулся.
Рядом сидела Жанна, вид у неё был смертельно уставший, видимо, всю ночь оказывала помощь раненым. Она держала меня за руку и тихо что-то шептала.
— Приснилось? — спросила она, погладив меня по руке. — Ещё долго будет сниться. Так уж устроен человек.
— А как ты? — спросил я, приподнимаясь на кровати.
— Да лежи уже, не вставай, — она ловко толкнула меня обратно. — Я-то нормально, меня не задело, только испугалась немного, но верила, что всё хорошо закончится. Даже если бы этот дядя не прибыл, мы бы всё равно их выбили.
Я был на этот счёт другого мнения, но предпочёл промолчать.
— Раненых много?
— Не просто много, их очень много, только ампутантов больше двадцати человек. У кого рука, у кого нога. Выжили не все, но те, кто выжил, сейчас в безопасности. Всех заштопала и забинтовала. Хорошо ещё, что местные лекари помогли, они хирургией неплохо владеют. Я только указания раздавала, а сама с тяжёлыми работала.
— Наши как?
— Все живы, если ты об этом, даже Доцент в порядке, всё оказалось не так плохо, как я вначале подумала, ещё плясать сможет.
— Что дальше делать будем?
— Пока не ясно, говорят, что война ещё не закончилась, ещё один бой предстоит. Надо только день простоять, да ночь продержаться.
— Продержимся, — уверенно заявил я, хотя сам ни в чём уверен не был.
Глава девятая
Как и всё в этом мире, наше восстановление после боя затянулось. Несколько дней пришлось потратить на то, чтобы разобраться с ранеными и похоронить убитых. Я полагал, что устроят погребальный костёр размером с пирамиду Хеопса, да только местность не изобиловала лесом, да и уголь был дорог, поэтому пришлось похоронной команде выкапывать в мёрзлой земле братские могилы и сваливать туда трупы.
Раненые тоже оставляли желать лучшего. Несколько человек из тех, кого Жанна объявила спасёнными, всё-таки умерли. Воспаления не было, да и раны в целом оказались не такими опасными, но люди всё равно отчего-то умирали.
Совсем плох стал и дядя Ростан. Он и сюда-то добрался исключительно на своём упрямстве, слишком уж хотел спасти принца, а потому не мог позволить себе умереть. А теперь, когда дело было уже сделано, его отпустило, силы покидали старика, он угасал на глазах.