— Ты сам знаешь… Тебе-то ничего, а мне что делать?.. Куда потом деваться?..
— Я женюсь на тебе, — сказал парень, сам хорошенько не веря своим словам.
— Нет, ты меня не захочешь в жены… Я стара… и бедна… — печально ответила девушка, но в голосе ее слышалась мольба: «Женись, дорогой, женись, ну пожалуйста!»
— На два-три года старше меня… Ничего не значит…
Он сжал руку Маали и сказал:
— А теперь открой дверь.
Но она покачала головой:
— Нет, не открою. Все вы, парни, как звери дикие, с вами только и говорить через решетку.
На этом разговор снова оборвался.
Куста поглядел на озеро. Где-то в омуте, сверкавшем от лунного света, всплеснула большая рыба. Побежали круги, свет месяца заплясал на них, разбиваясь и снова возникая. Деревья по берегам, словно темные холмы, подымались к уже прояснявшемуся небу. Луна серебрила их верхушки.
Куста чувствовал, что в нем рождается что-то новое, чистое. Его рука, державшая руку Маали, задрожала.
— Маали, — прошептал он. — Маали!
— Что?
— Ты не сердишься на меня?
Девушка ничего не ответила. Рука ее тоже задрожала. В ночном сумраке лицо девушки выглядело бледным, печальным.
— Не думай, что я такой… — прошептал парень. — Но иногда не знаешь… Сам не пойму…
— Куста, Куста! — горько зарыдала вдруг девушка. — Если б ты знал, как я жила и живу, если бы понимал!..
Слезы ручьем лились по бледному лицу, грудь судорожно поднималась и опускалась, сердце тяжко ныло.
— Семь лет прослужила я здесь, в Каарнанурме… — продолжала она сквозь рыдания. — Дни и ночи работала… да еще брани наслушалась… Все время ждала кого-нибудь, кто пожалел бы меня… Ну, коли не женился бы, то хоть любил, думал обо мне… Но не дождалась никого!..
Она громко рыдала, привалившись грудью к подоконнику. Куста, тоже опечаленный, беспомощно вертелся на своей колоде.
— Никого… — плакала Маали. — Ты… Я знаю, чего ты хочешь… А до меня тебе дела нет… Ты как зверь дикий… Возьмешь, что надо, и уйдешь… Если бы ты любил, не поступал так…
— Но как же еще любить? — смущенно ответил парень. — И захотел бы — не смог…
— А как я могу?
— Ты женщина…
— Будто мне и жить не хочется из-за этого?.. Что с тобой толковать!.. Ни от кого жалости не дождешься… Только смех да издевательства… С самого детства только и знаешь, что защищаться… Каждый мужчина словно коршун… Ни о чем другом и не думает…
Она заплакала еще горше. А парню казалось, будто вокруг его головы редеет облако тумана. Он ощутил влажную прохладу, шедшую от воды.
Речь девушки перешла в жаркий молящий шепот. Время от времени она хватала руку парня, трясла ее, прося о помощи. Прижав лицо к железной решетке, торопливо шептала:
— Куста, милый!.. Как ты мне дорог… Слов не нахожу… Лежу иногда ночью одна на постели, думаю о тебе… Схвачу подушку, прижму к груди… Ты, ты!.. А иногда взгляну на тебя за обеденным столом или за работой… Какой большой, какой сильный!.. И когда ты однажды у Курнаверской корчмы побил всех парней… Как я тогда гордилась тобой!.. Ты, ты!..
Горячие слезы Маали падали на руку парня. И он вдруг почувствовал, что у него выступили слезы на глазах. Стыдясь, он провел рукой по лицу.
— Куста, если бы ты женился на мне… — шептала та. — Ты и я… Стояли бы мы перед алтарем, начали бы свою жизнь… Построили бы домишко на земле Каарнанурме… Ты ходил бы на работу, и я ходила бы… И все было бы, как и до сих пор…
Потом добавила тихо, стыдливо:
— И родились бы у нас дети…
— Маали! — прошептал Куста, дрожа от волнения. — Маали!
Словно сговорившись, они потянулись друг к другу и поцеловались — и оба улыбнулись. Потом Маали сказала:
— Послушай, идем-ка домой.
Она отодвинула засов, вышла и пошла по мостику через ручей. Куста послушно, как раб, зашагал за нею.
В озере снова плеснулась рыба, и разбежавшиеся по воде круги засверкали в лунном свете. Вершины деревьев все больше серебрились. Но под ними по-прежнему царил сумрак.
Два человека молча шагали рядом. Они шли, задумчиво опустив глаза. Лица их побледнели. У них не было слов, чтобы выразить трепетавшую в их сердцах боль, жалость и счастье.
— Какая ночь! — произнес наконец Куста усталым голосом и зябко запахнул пиджак.
— Да… ночь, — подтвердила Маали. — Слышишь?
Она протянула руку к клеверному полю, где звонко скрипел коростель.
Они молча прошли несколько шагов.
— Прохладно стало, — сказал Куста.
— Иди сюда, под шалью тепло.
Она накрыла его концом шали.
— Странная ночь… — снова задумчиво произнес Куста. — Все словно сон… Дома, наверно, спят… И Мари на сеновале…