Дети безмолвно глядели на куклу, лежавшую на коленях у девочки. Синие глаза куклы были распахнуты, розовые руки раскинуты.
Потом они сошли в сад.
Яблоня вся пенилась цветами. Кусты смородины сочно темнели. От разрыхленных грядок на утреннем солнце подымался пар. Яблоневые цветы опадали, словно снег.
Они уселись под деревом и принялись играть.
Кукла только что проснулась. Она умывалась, причесывалась и принимала гостей. Сперва явился муравей, потом божья коровка и, наконец, улитка.
Кукла сидела на диване из одуванчиков, пила утренний кофе из яблоневых лепестков и беседовала с гостями.
Потом гости ушли домой: сперва убежал муравей, потом улетела божья коровка, наконец, уползла улитка, выставив рожки, словно крошечные кулачки.
Дети устали от игры и сидели безмолвно.
Птичка еле щебетала в тени листвы. Земля пахла. Кругом все было так неподвижно, что даже лучи солнца просвечивали сквозь лист, будто серебряный паук прял золотые нити.
Потом они вдруг услышали: по улице приближался звенящий звук, словно там играл бродячий музыкант.
Они услышали это почти одновременно, подняли головы и прислушались. Звук приближался, подчас умолкая на минутку, а потом снова раздавалось нежное тиликанье, все ближе и яснее.
Они вместе вскочили и подбежали к воротам, но звон уже промчался мимо. Они выбежали на улицу, но увидели только, как что-то светлое сверкнуло на солнце: большой золотой обруч, подпрыгивая, катился по камням. Потом он исчез за углом сада.
Дети молча побежали за ним.
Они бежали вдоль тихих аллей, между садами. Кончились заросшие травой улицы, начались поля — а дети бежали.
Они держались за руки. У Анны в руках осталась кукла, волосы куклы расплелись, они развевались, словно пряди льна.
Дети спешили, привлекаемые звоном золотого обруча. Иногда звук этот терялся, и тогда они на минуту останавливались и, задыхаясь, прислушивались.
Иногда он звучал как треугольник, по которому стальной палочкой позванивает музыкант, переходя из одного двора в другой, — и они в это время ждали, где он остановится и выпустит красную обезьянку, чтобы она танцевала на краю шарманки.
А подчас казалось, будто едет кто-то с бубенчиками, — и они ожидали, когда телега, полная поющих людей, доберется до них со своими бубенчиками, развевающимися платками и музыкой.
Иногда им даже казалось, будто они видят мальчика с раскрасневшимися щеками, который серебряной палочкой подгоняет золотой обруч. На его развевающихся волосах сиял золоченый шлем, а на ногах были крошечные крылья, так что он не бежал, а словно летел.
Дорога поворачивала то в одну, то в другую сторону, поднималась в гору и спускалась в долину. Поля зеленели. Там и сям синел молодой березняк. Белоснежное облачко бежало вместе с ними по цветущему лугу.
Потом они на большаке нагнали большую толпу народа. Пыль подымалась от топота ног. Пламенел красный шар солнца. Все гнались вместе с ними за золотым обручем.
Они старались держаться вместе в этой толпе. Но задыхавшиеся в беге люди прорвались между ними, потные руки разъединили их. Они больше не видели друг друга, но продолжали бежать непрерывно.
Чем дольше продолжался бег, тем яростнее напрягал каждый свои силы. Упорство одного заражало другого, задние нажимали на передних, они падали, а сильнейшие продолжали бежать без оглядки.
В тучах пыли, в топоте ног мальчик, казалось, улавливал сверкание обруча, слышал его звон. Ему казалось, будто вся жизнь его катится вперед вместе с этим звенящим обручем.
Он отделялся иногда от других, перебегал напрямик через луг, влезал на крутые склоны. Он блуждал в лесу, где все было тихо, не слышно было звона и солнце светило сквозь вершины деревьев.
Но потом он снова бежал дальше.
Он топтал цветы, но ему некогда было собирать их. Жаждущий, он перескакивал через источники, но ему некогда было пить из них.
То здесь, то там перед ним маячил золотой обруч. Он хватался за него в кустарнике, но ранил руки. Он слышал его звон среди пней вырубки, но не видел его. В золе костров, разведенных когда-то лесорубами, он видел его следы, но поймать не мог.
Он снова покидал темную чащу леса, находил большак и людей. Дорога пылила на высоком берегу. Внизу синело озеро. Треугольные паруса белели на солнце. А он бежал.
Подчас он словно сквозь сон вспоминал дом, мать и сестру. Ему казалось, будто он уже бесконечно давно находится в пути. Жизнь превратилась в подобие сна.
Но затем его снова будил звон золотого колеса. Он словно приближался к нему, словно дожидался его за ближайшим поворотом. Этот звон, казалось, так же, как и сам он, уставал и отдыхал на придорожном камне. Еще последнее усилие, и он схватит его!