Когда Володин вошел в кабинет Кумача Абовича, тот возился во внутренностях магнитофона.
— Здравствуйте, Кумач Абович, — произнес Володин, тщательно стараясь скрыть улыбку, которая предательски вылезала у любого человека, который произносил это имя-отчество.
Кумач Абович поднял голову и внимательно посмотрел на Володина. К этой своей выборочной наблюдательности он тоже давно привык. С детства он всегда очень зорко следил, как все-таки люди реагируют на его имя. И чаще всего убеждался, что реакция совсем не та, которую ему бы хотелось видеть.
Но следователь Володин ему нравился, потому что ни разу за все годы, что Кумачу Абовичу доводилось сталкиваться с ним, он не позволил себе и тени улыбки. Конечно, Калика не мог подозревать, что Володин каждый раз скрывает эту улыбку. Но, в конце концов, умение скрывать свои эмоции тоже очень ценная черта.
— А-а, Евгений Николаевич, приветствую! Рад вас видеть! — приветливо поздоровался Кумач Абович. — Присаживайтесь, я сейчас закончу.
Он завернул пару винтиков и отставил распотрошенный магнитофон.
— Ну-с, с чем пожаловали?
— Да вот, Кумач Абович, дельце у меня к вам.
— Ну да, — в шутку погрозил ему пальцем Кумач Абович, — меня вспоминают, только когда дела… А без дела никто и не зайдет. Впрочем, понимаю: кому хочется в Бутырки приходить по своей воле, без дела?
— Это верно, — поддержал его Володин, — хмуро тут у вас, мрачно. Невесело.
— А что же вы хотели? Тюрьма все-таки, не цирк и не Большой зал консерватории…
— И сыро… — продолжил Володин, оглядывая облупленную штукатурку, сквозь которую виднелись большие отвратительные пятна плесени.
— Не говорите, сырость тут такая, что до костей пробирает. Даже в самые жаркие дни, — помрачнел Калика, — не знаю, куда и деваться от ревматизма. Совсем одолел, проклятый.
— Да, тут у вас ревматизм — профессиональная болезнь. Контролерам полегче — они все-таки все время двигаются. А вы в комнатах сидите. Вам бы к морю, кости погреть.
— Куда там! — отмахнулся Кумач Абович. — При моей зарплате к морю? Не смешите!
— А вы попросите начальника тюрьмы, он вас и переведет в место посуше. Давно ведь работаете, заслужили…
— Хе-хе, — улыбнулся Кумач Абович, — если бы такое имелось… Тут ведь, в Бутырской тюрьме, нет никакого «места посуше». Здесь везде, куда ни плюнь, сплошная сырость и плесень. Даже в кабинете начальника.
— Неужели?
— Это я вам говорю…
— Помнится, там у него довольно сухо… Стены обшиты деревянными панелями. Разве нет?
— Вот-вот. А под панелями такая же плесень.
— М-да… — покачал головой Володин, — тогда найдите другое место работы.
— Кто ж меня отпустит? — еще больше помрачнел Кумач Абович. — Здесь ведь только я могу разобраться во всем хозяйстве. Помню, предлагали мне перейти…
— Куда?
— Ну, — замялся Калика, — в одно место, в самом центре…
Это было правдой — несколько лет назад Кумачу Абовичу предлагали место швейцара в здании ФСБ на Лубянской площади.
— И что? — поинтересовался Володин.
— А ничего. Через два дня начальник тюрьмы лично позвонил и обратно позвал. Зарплату, правда, увеличил. Возвращайтесь, говорит, Кумач Абович, без вас мы совсем загнемся. И действительно — приезжаю, а тут бардак полный. Все перепутано, картотека в беспорядке, половина аппаратуры не работает… Вот и пришлось вернуться обратно в эту сырость. А что делать? Не могу же я оставить все это?
— Зато прибавка к зарплате, — заметил следователь.
— …И снова ревматизм, — напомнил Кумач Абович, — видно, мне от него до самой могилы не избавиться.
— Ну-у, — покачал головой Володин, — об этом еще думать рановато.
— И то верно, — согласился Кумач Абович, — мы еще повоюем.
— Ну тогда, — торжественно сказал Евгений, — предлагаю для профилактики ревматизма принять некоторые традиционные средства.
Слово «средства» он произнес с ударением на последнюю букву. Вытащив из сумки коньяк, Володин поставил бутылку на стол.
— Ну что ж, — заговорщически подмигнул ему Калика, — особых дел у меня сейчас нет, так что можно и подлечиться.
— Не можно, а нужно! — поддержал Володин, разливая коньяк в два граненых стакана, которые, вместе с помутневшим от времени, старомодным графином, стояли на стеклянном подносике здесь же, на столе. В довершение он вынул из сумки шоколадку и, надломив ее в нескольких местах, развернул. — Ну, Кумач Абович, ваше здоровье.
Володин сглотнул коньяк сразу, залпом, привычно поморщившись и понюхав шоколадную дольку, отправил ее вдогонку.