Несмотря на позднее уже время, граф сразу же принял Джозефа и внимательно выслушал его.
– Что ж, чудесно, Джозеф, чудесно, – повторил Сленсер задумчиво и растянуто, прохаживаясь при этом из одного конца комнаты в другой, по чему нетрудно было предположить, что он принимает какое-то решение. Гейнсборо молча наблюдал за всем этим, ибо знал, что обращаться к хозяину в такие минуты не следует.
– Что ж, Джозеф, все складывается чудесно! – Приподнятые интонации в голосе графа говорили о принятом им только что решении. – Слушай, Джозеф, тебе никогда не доводилось видеть, как при одном выстреле падают сразу два оленя?
– Не видел, господин, – Джозеф в первое мгновение даже растерялся от необычности вопроса, про себя подумав: к чему это? – Олени – утеха для господ. Нам бы поскромнее…
– Ну что ж, скоро тебе представится возможность стать свидетелем чего-то похожего. Передай Джону: завтра нам предстоит небольшая прогулка.
Суета на подворье Гектора Сиддонса начинается при первых же признаках рассвета. В зыбкой предутренней тишине, необычайно способствующей распространению звука, становится слышен лязг засовов, скрип дверей, а затем и веселый гомон обрадовавшейся своему освобождению скотины. Смешно перебирая ножками, с присущей им постоянной неугомонностью, овцы под присмотром пастуха спешат на луга, где их ждет столь милая их сердцу, а правильнее сказать – желудку сочная трава. Быки, наоборот, в своем движении медлительны и неповоротливы: впрочем, здесь, не в пример овцам, предстоит не увеселительная прогулка по зеленым лужайкам, а тяжелый изнурительный труд. И если с утра может просматриваться где-то какая никакая суета, то уже через некоторое время такого не увидишь: все при деле, каждый занят своим. Невидимый механизм отлажен отменно.
Когда приходит время обеда, все (за исключением пастухов, других рабочих, которые, находясь в это время в отдалении от дома, предусмотрительно берут с утра узелок с едой) собираются на подворье за длинным осиновым столом и принимаются за трапезу. Штейла с матерью проворно крутятся возле мужчин, понимая, что тем предстоит еще уйма дел и что снова они сядут к столу только поздним вечером.
И на этот раз все шло как обычно, каждый увлечен своей краюхой хлеба, когда послышался удивленный голос Штейлы:
– Всякое бывало, но такие гости у нас впервые!
Перед взорами дружно вскинувших головы людей открылась картина действительно диковинная для этих мест: подымая клубы пыли, в направлении к дому лихо мчалась запряженная шестеркой отменных лошадей роскошная карета. Два всадника неотступно следовали за ней. И помпезная карета, и достойная восхищения сбруя указывали на то, что гость, столь неожиданно пожаловавший, особа весьма и весьма важная.
Никто не обмолвился ни словом, но у всех к чувству удивления и любопытства добавилось чувство тревоги: к чему бы этот визит?
Хозяин поднялся и пошел навстречу гостям. Штейла с матерью в нерешительности стояли поодаль. Карета резко остановилась у самых ног старого человека. Она еще покачивалась на рессорах, а слуги уже успели открыть дверцу и услужливо помочь сойти своему хозяину. Гость окинул взглядом присутствующих.
– Что привело путников в наши края? – Сиддонс дипломатично повел разговор, начав издалека. – Чем сможем мы, бедные люди, быть полезны столь важному господину?
– Не беспокойтесь, мистер…
– Сиддонс, сэр, Гектор Сиддонс.
– Не беспокойтесь, мистер Сиддонс, я не стану злоупотреблять вашим временем. Я человек праздный, поэтому у меня нет, да и не может быть к вам никакого дела. Но просьба маленькая есть. Я давно в пути, устал. Хотелось бы размять малость ноги, отдохнуть. Если вы не возражаете, я пройдусь немного по вашей земле.
– Конечно, господин, рады вам услужить. У Сиддонса отлегло от сердца: волнения напрасны, неизвестный господин, судя по всему, был человеком добрым. Разговор он вел просто и добродушно, даже слишком добродушно, если учесть, что весьма знатный дворянин вел беседу с простым иоменом.