Граф говорил нарочито громко, чтобы слышала Штейла. Народ приумолк, осмысливая услышанное. Штейла, видя безуспешность своих попыток привести в чувство мать, растерянно подняла глаза на присутствующих:
– Не знаю, что и делать. Может, послать за Уотом… Ее прервал крик одного из слуг графа на опушке рощи, лежащей возле лугов, соседствующих с землей Берлоу. Не было слышно отдельных слов, но все видели, как он махал руками, подзывая всех к себе. Граф на слова в этот миг не поскупился:
– Пойдемте, друзья, пойдемте туда! Не иначе как найдены следы злоумышленника или он сам. Неужели такое страшное злодеяние может остаться безнаказанным!? Ну, скорее же, друзья, пойдемте!
Мы помним, как на пирушке в доме графа даже высший свет Лондона повиновался его воле. А что уж говорить об этих несчастных людях, столько переживших в одночасье… Немудрено, что даже мужчины были сломлены, подавлены и растеряны. В такие минуты любой тянется к лидеру, к человеку, способному что-то предпринять, как-то помочь. Поэтому вовсе не удивительно, что большая часть присутствующих покорно поспешила за графом, который очень даже проворно, как для его положения, бросился к месту события, увлекая за собой остальных. Стоять остались только Штейла, которая ухаживала за матерью, и еще несколько женщин.
Многие из тех, кто спешил сейчас к месту события, про себя удивлялись своей же несообразительности: мол, как же сами не догадались о таком повороте событий, почему не сообразили раньше о возможном поджоге?
Когда прибежавшие столпились полумесяцем у края оврага, им открылась картина, объясняющая, казалось бы. все. На дне оврага лежал человек с окровавленной головой, а рядом – остроугольный булыжник. В руке человек зажал угасший факел, а что это означает, было ясно каждому. Запыхавшийся от торопливой ходьбы граф подошел к своему слуге, обнаружившему поджигателя.
– Молодчина, Джон! Держи обещанную награду за свою расторопность!
Тот буквально на лету поймал пожалованную щедрой рукой графа горсть монет и быстренько отправил их в карман.
– Вот, друзья мои, вы видите: Господь сам совершил правосудие над подлецом. – Граф говорил нарочито громко, уже самой интонацией стараясь внушить присутствующим, как именно все было. – Кара Господня настигла злодея в тот момент, когда он, совершив свое черное дело, убегал с места преступ-ления, но в темноте не заметил оврага, свалился с обрыва, и, падая на большой скорости, ударился головой о камень, находившийся на дне оврага. Да, очевидно, все так и было. Будь благословенна рука человека или природы, что положила этот камень именно на этом месте. Иначе мы никогда бы не узнали, кто отважился на страшное злодеяние, никогда бы справедливое возмездие не настигло бы мерзавца!
Граф торжествующим взглядом обвел вокруг, но смутился, увидев, с какой жадностью люди смотрели на человека, лежавшего в овраге. Конечно, все узнали Уота, и нетрудно представить их состояние. Это было настоящим потрясением, уже третьим за столь недолгий срок. Подумать только: Уот поджог их дом, где в числе остальных находилась и Штейла! Чего-либо более дикого и безумного они не могли себе представить.
– Что с вами, друзья? Чем вы так удивлены? Долго все стояли в оцепенении, не в силах промолвить ни слова. Наконец, кто-то произнес:
– Да это же Уолтер!
Графа при этих словах передернуло, будто его поразил гром.
– Как?! – вскричал он. – Тот самый, что является избранником мисс Штейлы Сиддонс?!
Все молча отрешенно смотрели на графа и на Уолтера.
– Так да или нет, я вас спрашиваю?! – граф был страшен в своем гневе.
– Да, сударь, это он. – Чей-то голос из толпы срывался от волнения.
На графа страшно было смотреть в этот миг.
– Какая неслыханная подлость! Как так можно, как можно! – Граф был неутешен. – Как рука могла подняться, и на кого! Какая мерзость, Господи, какая грязь!
В это время кто-то из погорельцев спустился на дно оврага и приподнял тело Уота. Послышался тихий слабый стон.
– Живой, братцы, он живой!
Вот уж поистине: эмоции разуму не подвластны. Для погорельцев он теперь – виновник всех их бед, и резонно желать его смерти. Но этот радостно звучавший голос говорил о другом. Все любили и уважали Уота, поэтому и сейчас, узнав, что он не мертв, как это показалось сразу, обрадовались. Уот еще громче застонал и открыл глаза. Лицо его перекосилось от боли, было видно, что это дается ему с трудом, но глаза он все-таки открыл.