Справедливости ради нужно сказать, что иной раз случалось и по-другому здесь, на Барбадосе. Но даже примеры более гуманного отношения к рабам все равно замешивались на жестокости, но лишь более расчетливой. Один из соседей мистера Хорси своеобразно «берег» своих рабов: кастрировал их, избавлял от мешающих работе инстинктов. Рабынь же при беременности наказывал таким образом: чтобы не повредить плод, в песке вырывали яму, будущую мать ложили так, чтобы живот с плодом оказывался в ней, и преспокойно пускали в ход плеть. Зато будущему рабу хозяина не будет причинен вред. Трогательная «доброта», не правда ли?
Сэм видел все, и хотя ни во что теперь не вмешивался, внутренний протест в нем рос с каждым днем. Гордой, свободолюбивой личности переносить то, что выпало на долю Сэма, намного тяжелей, чем человеку более уступчивому, слабому, смиряющемуся перед волей обстоятельств, безропотно несущему свой нелегкий крест. Ему досаждал не столько тяжелый труд (за долгое время в тюрьме Сэм истосковался по работе), сколько унижения, которые рабу нужно терпеть ежедневно. Спасения от них не было. Будь образцом прилежности, трудись, как вол, но все равно не раз и не два за день надзиратель найдет причину пнуть, пройтись нагайкой по спине. Сэма, после случая со сломленным носом, надзиратели старались не трогать, но он, правда, повода не давал. Видя, что этот громила не подарок, хозяйские холуи предпочитали с ним не связываться. Работает, ну и черт с ним! Отыграться можно на ком-то другом, благо, рабов, безропотно переносивших побои, множество.
К ним относился и Грет Фентон, юноша с постоянно грустным лицом, удручающе угнетенным видом, Сэм подружился с ним последнее время. Видя, как тоскует бедняга, Сэм поделился ломтем своей и без того скудной пайки, которой и одному хватало с трудом, а зачастую и вовсе не хватало, поддержал. О, поддержка была юноше необходимей всего. Таким, как он, приходилось туго. Сыновей обеспеченных родителей плантаторы не любили особо, доставалось им вдвойне.
Безумный юношеский романтизм, жажда приключений и странствий сыграли с Гретом злую шутку. Джентльмен, которого он повстречал однажды на одном из рынков Ливерпуля, своего родного города, поманил его богатством, которое ждет в заморских землях. Целая толпа зевак, собравшихся вокруг незнакомца, в один голос одобрила намерение отправиться через океан. Грет поддался всеобщей эйфории и сразу же, не предупредив родителей (Господи, Господи! Какая это уже по счету жертва юношеской пылкости и романтизма!), последовал за добрым джентльменом. Нетрудно догадаться, что по прибытии на Барбадос Грет, как и остальные легковеры, был продан плантаторам. А отношение к ним было еще более жестоким, чем к неграм-рабам, которые будут работать на плантатора всю жизнь, отчего и беречь их нужно больше, чем этих выскочек, купленных всего лишь на несколько лет. Чаще срок был равен семи годам. Но и по его истечении лишения несчастных не заканчивались. Расчетливый плантатор продавал бедолагу другому плантатору, и все начиналось снова. Зачастую кабала повторялась многократно, неволя тянулась многие и многие годы.
О, к каким только уловкам не прибегали плантаторы, чтобы блюсти свою выгоду! К примеру, ловко использовали неписаное среди английских колонизаторов правило (ими же и придуманное), что каждый, задолжавший двадцать пять шиллингов, должен продаваться в рабство. Англичане издавна привыкли отмечать празднества обильной выпивкой и сытной трапезой: плантаторы же в разгар гуляния, когда чувство осторожности притуплялось, щедро приглашали за стол рабов и слуг, разумеется, не бесплатно. Когда наступало похмелье, люди начинали понимать, что произошло. Платить зачастую было нечем, и срок кабалы продлевался сам по себе. Иногда год рабства таким образом растягивался на многие, бесконечно длинные годы.
Грету казалось, что он не вынесет бесконечного кошмара, грустные мысли, одна ужасней другой, одолевали его. Он поделился ими с Сэмом, когда они волей обстоятельств остались вдвоем. Никто не мог подслушать юношу. Ожидая от друга участия и понимания, Грет был ошарашен ухмылкой Сэма, поначалу воспринял ее как обиду. Но тот по-дружески похлопал его по плечу:
– Э-э, да ты, брат, я вижу, совсем духом пал. Под старость будем плакаться, а сейчас-то, в наши годы! Не-е-ет, брат, нет, сдаваться воле обстоятельств не надо. А почему бы нам не опрокинуть к чертям собачьим все укоренившиеся здесь устои? Почему бы не взять за бороду старика Хорси да не подвесить его за нее на дереве, где он так любит истязать свои жертвы? Не смотри, не смотри ты на меня так, будто я умом тронулся. Знаю, дело не только в этом подонке. Есть и другие плантаторы, есть губернатор с его отрядом, фортом и оружием. Но любой силе противостоит другая сила. Главное, все продумать и организовать. Думаешь, эти месяцы я только о том и думал, как бы побольше тростника на мельницу перетаскать? Нет, брат. Размышлял над тем, что давно задумал, и намерен совершить во что бы то ни стало. И ты знаешь, кое-что интересное я придумал. Слушай внимательно…