Когда забрезжил рассвет, дело было почти сделано. Разве что бесследно исчезли губернатор, с молчаливого согласия которого творились многие беззакония на острове, да какой-то плантатор, которому удалось бежать. Серьезной угрозы ввиду малой своей численности эти беглецы для повстанцев не представляли, однако следовало обезопасить себя, и Сэм велел разыскать их, что и было сделано. Рабы видели в нем избавителя от бед, освобождением своим были обязаны вожаку. Впрочем, люди во все времена склонны тянуться к лидеру, будь-то Бог, царь или Сэм. Из толпы раздавались крики восхищения, клятвы верности. Слушая их, Сэм только улыбался. Каким сладким бальзамом орошали бы подобные слова душу иного человека! Но Сэм не был властолюбцем, его совершенно не пьянили похвальбы. Главное – сделать дело. Сэм трезво оценивал обстановку. Понимая, сколь близка желанная свобода и ужасна неволя, из которой они только что вырвались, трезво оценивал условность полученной свободы. Нужно довести дело до конца, иначе все рухнет. Ведь беглецы могут каким-либо образом покинуть остров и обратиться за помощью… Первым делом следует их нейтрализовать. К вечеру беглецы были пойманы и заперты в форте. Среди них (в основном это были плантаторы) оказался и губернатор. Он оказал яростное сопротивление при поимке и безостановочно сыпал проклятиями. Теперь можно малость перевести дух.
За это и принялся островской люд. Всю ночь и последующий день на острове не прекращались кутежи. Столько лет жившие впроголодь, а теперь добравшиеся до съестных припасов своих хозяев, разве могли вчерашние рабы удержаться от соблазна обжорства? Конечно, нет. Запылали в разных уголках острова костры, но теперь мирные: на них жарились и пеклись туши наспех забитых хозяйских свиней. Джин вырвался из бутылки: всю ночь лилось рекой спиртное, добытое из погребов хозяев, всю ночь горлопанили очумелые от радости люди невольничьи шанти или иные знакомые им песни. Чем веселее они, тем дружнее подхватывались окружающими. Хотя певцы из многих были некудышные, однако это никого не смущало, веселье плескалось, бурлило, лилось рекой. У каждого человека бывает свой звездный час, когда он достигает чего-то небывалого в жизни. По меркам других событие, возможно, заурядное, но тот, кто в этот день чувствует себя именинником, твердо уверен в триумфе. Иной король во время коронации да знаменитый полководец после выигранной эпохальной битвы, возможно, меньше радовались, нежели эти оборванные грязные люди, глаза которых сейчас светились счастьем. Для них этот миг стоил десятка коронаций, а победа над своими мучителями была значимей сотни иных, пусть самых выдающихся, сражений.
Блестели не только глаза. Сверкали в лучах костра измазанные свиным жиром губы, щеки, нос. Ветер, поднявший золу, припорошил ею липкие рожи, от чего все выглядели счастливыми чертями. Гулянка продолжалась день и ночь. До утра не дотянул никто: все спали мертвецким сном, выморенные весельем, обжорством, ромом.
Утром третьего дня Сэм призвал всех к делу. Став свободными, они оставались узниками острова. Докатится до иных английских владений весть, что на Барбадосе произошел бунт, сюда прибудут силы, чтобы подавить восстание. Лучшим выходом было покинуть остров, и чем быстрее, тем лучше. Ждать прихода судна – дело безнадежное, покинуть остров на лодках – слишком рискованно, но все же это шанс. Потому-то Сэм и приказал собрать все лодки, сосредоточить их в одном месте, там выставили охрану. Этим исключалась и другая неприятность: вдруг кто надумает похитить лодку и отправиться за помощью на близлежащий остров? Кто-либо из людей лояльных к плантаторам, удайся побег, мог бы решиться на такую крайность.
К вечеру множество лодок свезли на берег залива, и Сэм начал прикидывать, как получше организовать задуманное. Тут оказалось, что многие не поддерживают его идею покинуть остров. Они по-прежнему боготворили его, предлагали ему остаться и быть губернатором, плантатором, кем угодно, ведь они верили ему, считали его добрым, готовы были служить у такого хозяина. Все-таки многолетнюю рабскую привычку трудно сломать. Многие, в основном негры-рабы, понимали, что нигде в здешних краях не найдут себе свободы. Вырвавшись из кабалы здесь, они тут же попадут в нее на другом острове, у другого плантатора, возможно, более жестокого, чем этот.
Жестокое время, жестокие нравы. Эйфория прошла, и Сэм ужаснулся от сознания того, в каком мире, в какое время он живет. Дикая несправедливость: обрести свободу и не иметь возможности ею распорядиться…