— Так вот для чего он приказал своим слугам подковать лошадей, — сказал Айрапет, покусывая палец.
— Что ж такого, пусть похищает, пусть увозит ее, тем лучше. По крайней мере она не достанется Фатах-беку.
— Я не против, — заметил Айрапет, — но…
Бедняги! Если бы в иное время им стало известно, что Лала тайно встречается с каким-нибудь парнем, они вымотали бы из нее всю душу, сжили бы девушку со свету.
Но теперь обстоятельства сложились так, что они вынуждены были мириться с этим.
Глава двадцатая
Весь день Вардан не слезал с лошади. В поисках Дудукчяна он объездил несколько окрестных деревень. Ему всюду говорили, что видели молодого человека в европейской одежде, в черной шляпе с большими полями, с громадным посохом в руке, с сумкой через плечо, набитой книжками. И все сходились на том, что он выглядит чудаком.
Вардан только вечером вернулся домой, так и не найдя неведомо где скитавшегося Дудукчяна. Один из пастухов Хачо рассказал ему, что он видел, как в соседнем селе толпа турецких крестьян избивала чужака. Признав в этом человеке гостя своего хозяина, пастух с трудом вырвал его из рук озверевших людей.
— Я ждал этого, — пробормотал Вардан и спросил у пастуха: — За что его били?
— Не знаю, — ответил пастух. — Я уговаривал его сесть на осла и хотел доставить его домой, но он отказался наотрез и сказал, что дойдет сам. Не знаю уж, как он дойдет, на нем живого места нет.
Рассказ пастуха очень огорчил Вардана. Он знал, что такое кулак турецкого крестьянина, особенно когда он опускается на голову бедного армянина.
— Где ты его оставил? — спросил он у пастуха.
— На полдороге отсюда, он еле волочил ноги.
Было уже темно, когда появился Дудукчян, с ног до головы забрызганный грязью. Вид у него был жалкий и измученный. Вардан думал, что он тотчас начнет жаловаться на жестокое обхождение крестьян, но тот не проронил ни слова, хотя на лице его было написано глубокое отчаяние.
Дудукчян молча прошел в угол ода и лег на тахту.
— Дайте мне немного табаку, — обратился он к Вардану, — у меня весь вышел.
— Пожалуйста, — ответил Вардан и подал ему коробку с табаком.
Дудукчян дрожащими пальцами скрутил папиросу.
— Наш народ — это сфинкс, загадка, — заговорил он, словно сам с собой. — Сколько ни наблюдай, ни изучай его, все равно не узнаешь до конца. Или он не имеет истории, или же он сам — уродливое порождение истории…
Он замолчал и жадно закурил, словно пытался найти в этом успокоение. Вардан молча, с глубоким сожалением смотрел на него, вспоминая, что еще вчера этот юноша был полон кипучей энергии. Сейчас он напоминал ему мотылька, неосторожно опалившего свои крылышки…
В это мгновение в ода вошел старик Хачо, а спустя несколько минут, как обычно по вечерам, собрались и все его сыновья.
Вскоре подали ужин. За ужином Дудукчян выпил больше обычного и заметно повеселел. Он даже запел известную песню Тагиятянца «Господь, храни армян…» Когда убрали со стола, гость обратился к старику Хачо:
— Прикажите закрыть двери ода, чтобы нам не помешали. Я хочу вам кое-что сообщить.
Недоумевая, что означает эта таинственность, старик все же велел одному из сыновей закрыть дверь.
Все молча ждали.
— Скоро начнется война между Россией и Турцией. Вы слышали об этом? — спросил Дудукчян.
— Мы ничего не знаем, — в один голос сказали Хачо и его сыновья.
— А я кое-что слышал, — заметил Вардан. — В нашем краю русские усиленно готовятся.
Весть о войне как громом поразила бедного старика.
Ему пришлось быть очевидцем войн между русскими и турками, и он помнил, какими тяжелыми последствиями они были чреваты для армян. Что же касается Айрапета, то только теперь ему стал ясен смысл слов, сказанных Хуршид несколько дней назад его жене. Он понял, с какой целью Фатах-бек вооружал свое племя.
— Да, война неизбежна, — продолжал Вардан, — недаром говорится, что если лошадь и мул дерутся, то ослу несдобровать.
— Это верно, — поддержал его Айрапет, — нас затопчут, ураган войны сметет всех армян.
— Слушайте, — продолжал Дудукчян, стараясь говорить как можно проще, чтобы все его поняли. — Предстоящая война не похожа на те войны, которые велись до сих пор между русскими и турками. Эта война преследует совсем другую цель. Вы не читаете газет, а поэтому, конечно, не знаете о том, что происходит сейчас в другой части света, на Балканском полуострове. Там тоже живут христиане, которые, так же как и мы, веками страдали под турецким игом. Но они не хотели больше терпеть турецкий гнет, восстали и вот уже больше года сражаются за свою свободу. Сперва они победили, потом оказались побежденными и потеряли много людей. Наконец вмешались русские и во имя освобождения христиан выступили в их защиту. В Константинополе собрались представители европейских государств, чтобы отстоять некоторые права славянских народов, но так ни к чему и не пришли. И теперь русские хотят силою оружия заставить турок признать свободу христианских народов.
Хотя весть о войне на Балканах разнеслась по всему свету, но для деревни О… она была новостью, и поэтому все с большим вниманием слушали Дудукчяна.
Армянский крестьянин живет в полном неведении того, что происходит за пределами его уезда. Крестьянам было известно, что турки с кем-то воюют, но с кем и из-за чего — они не имели понятия. О том, что Турция ведет войну, видно было по тому, что во много раз увеличились налоги, взыскивали их строже прежнего и все время твердили, что «государство воюет и ему надо помочь».
— Война между русскими и турками ведется за освобождение христиан, — продолжал Дудукчян, — и да будет вам известно, что армяне — наиболее угнетенная часть турецких подданных. Впрочем, вы знаете это не хуже меня, потому что сами жертвы этого гнета. Стало быть, время и армянам подумать о своей свободе.
— Что же нам думать? — ответил старик Хачо. — Вы же сами говорите, что русские воюют за освобождение христиан… Пошли им бог удачи, они придут и спасут нас.
— Это верно, — вмешался Вардан, — но не надо забывать и другое. Пословица говорит: «Пока дитя не заплачет, мать ему грудь не даст». Армяне своим молчанием, покорностью, терпеливым ожиданием ничего не добьются, они должны протестовать.
— Да, должны протестовать, — подхватил Дудукчян, — и этот протест должен выражаться в том же, в чем он выражается у других христианских народов.
— Вы хотите сказать, что и армяне должны взяться за оружие? — прервал его старик.
— Да, именно это я и хочу сказать. Таков закон жизни. Тот, кто не умеет с оружием в руках защищать свою свободу и проливать кровь, обречен на рабство. Если армяне хотят чего-то добиться и стать независимыми, они должны доказать, что не лишены храбрости и умеют воевать. Сейчас для этого самый подходящий момент.
Горькая усмешка появилась на морщинистом лице старика.
— Благословенный, как же армяне могут доказать свою храбрость и умение воевать, когда турки не оставили нам даже ножа, чтобы зарезать курицу?
Дудукчян замялся, не зная, что ответить, но Вардан пришел ему на помощь:
— За этим дело не станет. Я могу доставить вам сколько угодно оружия, было бы кому воевать. Вы же знаете, что я контрабандист. Мне знакомы все тайные тропы в горах и ничего не стоит провезти оружие.
— Одного оружия недостаточно, — возразил рассудительный старик. — Кто сможет изменить душу армянина, вдохнуть в него храбрость, чтобы он, по примеру славянина, который борется сейчас за свою свободу, взялся за оружие? Что толку от оружия, коли народ живет в рабстве?
— Нельзя так судить о народе, староста Хачо, — сказал Дудукчян. — Неужели наши армяне полностью утратили свою честь, храбрость и стремление к свободе? Нужен толчок, и в какой-то момент эти чувства проявятся. Сейчас самое удобное время. Русские будут воевать с турками, но надо, чтобы и армяне в свою очередь не сидели сложа руки. Я уверен, что русские охотно помогут нам.