Масисян строго придерживался этого правила и ревниво охранял свой очаг от вторжения посторонних мужчин. При магазине у него на побегушках были мальчики лет двенадцати — пятнадцати, в том невинном возрасте, когда их допускают даже в персидские гаремы. Возраст Кало позволял использовать его в роли домашнего слуги.
Когда Кало впервые появился в доме Масисяна, — в один из вечеров великого поста, — вид этого маленького простолюдина рассмешил всех.
— Это и есть наш новый слуга? — насмешливо спросила госпожа Мариам, оглядев с головы до ног удивленно озиравшегося Кало.
— А что, не нравится тебе? — благодушно спросил муж. — Ты погляди, какой здоровяк, за восьмерых будет работать, взгляни на его руки и ноги, он похож на откормленного бычка, только что выпущенного из хлева[6].
Слова Масисяна обидели Кало, и он, насупившись, сказал:
— Я не бык.
Супруги пристально поглядели на мальчика и ничего не ответили. Они велели отвести Кало на кухню и накормить его.
— Как видно, у него длинный язык, — заметил Масисян. — Неотесанный еще, не узнал вкуса затрещин, но работник будет хороший.
— Работать-то будет, дай бог, чтобы не воровал, — ответила жена.
— Первое время он, конечно, воровать не будет, пока еще птенец, но пообвыкнет немного, научится и этому.
— Я не допущу, чтобы он воровал, — сказала жена.
Масисян недоверчиво покачал головой и насмешливо заявил:
— Ты не позволишь, а он все равно будет воровать. Мы многое запрещаем, но люди сами учатся этому. Попробуй запрети утенку лезть в воду, — стоит ему вылупиться из яйца, он уже бежит к речке. Его ведь никто не учил плавать.
Этот разговор происходил во дворе. Супруги сидели на тахте, покрытой паласом, стоявшей под недавно распустившимся ивовым деревом. Недалеко от них Стефан, присев на корточки возле грядки, рассматривал в лупу какое-то насекомое. Услышав последнее замечание отца, он вмешался в разговор:
— Утенок тянется к воде инстинктивно, а у человека нет инстинкта воровства. Этот порок в нем развивается благодаря неблагоприятным условиям жизни, нужде и другим обстоятельствам.
Отец, конечно, не понял сына и, бросив на него суровый взгляд, угрюмо сказал:
— Это не твоего ума дела, молчи.
Глава седьмая
Претерпев горькую разлуку с привольной деревенской жизнью, Кало первое время сильно тосковал по своим сверстникам и долго не мог забыть любимых овец, но постепенно этот дикий «медвежонок», как назвал его ага при первой встрече, втянулся в новую жизнь.
Если читатель помнит, Кало появился в этой семье накануне пасхи, а в праздничные дни даже собакам и кошкам перепадают крохи с барского стола.
Жили Масисяны весьма скромно, но деревенскому мальчику из бедной крестьянской семьи дом их казался полной чашей.
Вначале к маленькому слуге относились с любопытством, он забавлял всех своей неотесанностью, каждое его движение вызывало смех. Но мало-помалу начали его воспитывать и учить новым обязанностям. Этим занималась главным образом госпожа Мариам.
Через несколько дней Кало нельзя было узнать: внешний вид его совершенно изменился. Вместо лохматой папахи он носил теперь старую форменную фуражку Стефана, вместо лаптей на ногах у него болтались стоптанные коши[7] хозяина, которые мешали ходить. Поверх ветхого архалуха на него надели поношенную хозяйскую кабу[8], доходившую ему до пят и сидевшую на нем мешком. Он туго перетягивал ее черным ремешком и носил с напуском.
Словом, Кало преобразился с головы до ног, — ему переменили даже имя. Вместо уменьшительного деревенского прозвища Кало его стали называть Микаелом. Но хотя с виду Кало изменился, в душе он оставался тем же простодушным, веселым мальчуганом и сохранял деревенскую грубоватость, — как тот самородок, который в умелых руках мастера может приобрести драгоценный блеск.
Кончились пасхальные праздники, пришел конец и веселым дням.
Хотя Масисян и обещал Авету держать Кало при лавке и обучать его торговому делу, чтобы «вывести в люди», но он не сдержал своего обещания.
Кало стал домашним слугой. Для мелких домашних услуг он оказался слишком неумелым и неуклюжим. Все валилось у него из рук, ломалось, билось; он не мог донести стакан чаю, не расплескав его. Но если он нес полный бочонок с водой, то отлично справлялся с этим.
Микаелу, которого впредь мы будем так называть, его неуклюжесть причиняла много неприятностей. В наказание за разбитую посуду, за испорченную вещь его оставляли без еды на целый день. Начиная с хозяина и кончая последней служанкой, все попрекали его; словечки «медвежонок», «деревенский осел» и прочие так и сыпались на него. Не проходило дня, чтобы он не получал колотушек.
Его единственной заступницей в доме была госпожа Мариам, которая, жалея мальчика, прощала ему его неопытность и старалась скрыть от мужа его оплошности, чтобы спасти от побоев.
Нам известно, что у Микаела был приятный голос и, живя в деревне, он очень любил петь. Но этот сладкоголосый птенчик умолк, попав по воле злой судьбы в тесную железную клетку.
С отчаянья он несколько раз решался на побег: хотел добраться пешком до родной деревни, вернуться к бабушке, к любимым товарищам, туда, где его никто не бил. Но госпожа Мариам возвращала беглеца с дороги, ласково увещевала и утешала его.
Дружелюбно относилась к Микаелу и Гаяне. Хотя она порой подтрунивала над ним, но, когда ей доставались гостинцы, всегда делилась с ним. Зато ее сестра Рипсиме была несносным созданием. Эта красивая и высокомерная девочка питала к Кало какую-то жгучую ненависть и так изводила бедняжку, что он вынужден был жаловаться госпоже Мариам.
Один Стефан любил его, как брата. Он купил для Кало учебник и в свободные часы занимался с ним. Но как-то раз ага застал их с книгой, вырвал ее из рук Микаела и, обращаясь к сыну, сурово сказал: «Хочешь сбить его с толку, чтобы он стал таким же, как ты, непутевым…»
Большое утешение доставляли Микаелу встречи с односельчанами, приезжавшими в город на базар. Как-то раз, идя по базару, он увидел одного из своих деревенских товарищей.
— Эй, Тун! — крикнул он, подбегая к товарищу.
Товарищ не узнал его.
Микаел бросился ему на шею и горячо расцеловал.
— Вот так дела, не признал тебя, Кало, — оправдывался парень, — Разодели тебя, прямо как чамчи-хатун[9].
— Что поделаешь, Туни-джан[10], в городе все так одеваются, — объяснил Микаел. — Мне даже имя переменили, меня не называют больше Кало. Скажи-ка лучше, милый Туни, как живут наши, как бабушка, что поделывают малыши? Кичин небось вырос, а Папин, наверное, уже начал ходить. (Так звали маленьких двоюродных братьев Кало.)
Не дожидаясь ответа товарища, Микаел продолжал:
— А ты как живешь, Туни-джан? Небось каждый день купаешься в реке? А мне даже близко не разрешают подойти к воде… А у вас там, наверное, уже сенокос? Хотел бы я знать, кто вяжет сейчас наши снопы? Я пришел на базар за зеленью, велели еще хлеба купить, говорят, учись торговать. — И тут же перевел разговор на другое. — Небось наши сливы уже поспели? А как там наша собака, не знаешь? А кто пасет сейчас наших овец? Здесь плохо, Туни-джан, сердце у меня изболелось, не знаю, что и делать. Ты скажи бабушке, что видел меня. Ты с кем пришел? Когда ты уходишь обратно? Здесь очень плохо, Туни-джан…
Микаел так ошарашил товарища градом вопросов, что тот не знал, на какой из них отвечать.
— Я здесь с отцом, — сказал он. — Привезли продавать сыр. Сегодня собираемся обратно.
6
Отъевшихся и потучневших за зиму быков весной выводят из хлева и используют на пахоте.
9
Чамчи-хатун — чучело женщины, которое носят по улице во время засухи, чтобы вызвать дождь.