— А ты не голоден? Вот возьми попробуй сдобной городской булки, ее нынче утром мне дала госпожа, но я припрятал ее, не стал есть, вот, видишь, пригодилась.
Сказав это, Микаел вытащил из-за пазухи ломоть назуки[11] и протянул его товарищу.
Тот охотно взял и, набив полный рот, сдавленным голосом произнес:
— Как вкусно! Ты каждый день ешь его?
— А кто мне будет давать каждый день. Это мне сегодня тайком от хозяина сунула госпожа, — грустно произнес Микаел. — Сухой хлеб и то жалеют. Никогда не наедаюсь досыта.
Глаза Микаела наполнились слезами, но он отвернулся, чтобы скрыть их. Товарищ спросил его:
— Когда ты приедешь в деревню? Знаешь, Кало, наша дыня уже поспела, едим до отвала, отец ни слова не говорит. Я спрячу твою долю, скажи, когда придешь.
— Разве меня отпустят, Туни-джан? — грустно ответил Микаел. — Мне так хочется в деревню, повидать бабушку, жить там, но меня не пускают, говорят: «Медвежонок, не можешь забыть свою берлогу». А разве я могу забыть деревню? Что здесь хорошего… все дома, дома… Здесь нас, деревенских, за людей не считают… называют ослами… откроешь рот, чтоб ответить, а в ответ получаешь затрещину.
Туни был старше Микаела на несколько лет, он от души пожалел товарища и решил помочь ему.
— Пойдем, я отведу тебя в деревню, — решительно сказал он.
— Как же можно, дядя мне шею намнет, скажет, зачем явился. Нет, Туни-джан, мне остается одно — пойти и утопиться.
Туни стал утешать товарища и обещал, что он уговорит дядю Авета забрать Кало в деревню.
Микаел обрадовался, и ему захотелось чем-нибудь отблагодарить товарища. Он с детским простодушием сказал ему:
— Ты знаешь, какая мне пришла в голову мысль? Я зарыл бабки у самых дверей нашего хлева, там, где лежит колода, пойди и выкопай их. Там больше ста штук. Возьми себе сколько хочешь, а остальные раздай товарищам. Мне они сейчас не нужны, играйте вы.
— Томасу я не дам ни одной бабки, — сказал обрадованный Туни, — он драчун, мы вчера опять подрались с ним.
— Нет, дай и ему, он ведь наш товарищ, помирись с ним, — наставительным тоном сказал Микаел. — Что ж такого, — продолжал он, — на то и товарищи: подеретесь и помиритесь. Вот прошлой ночью я поссорился с Логосом и так сильно ударил его палкой, что расшиб ему голову до крови.
— С Логосом? — удивленно спросил Туни. — А что здесь делает Логос?
— Я во сне видел, что подрался с ним. Проснувшись, я заплакал, так мне стало его жалко. Скажи правду, Туни-джан, не случилось ли с ним чего?
— Ничего не случилось, я видел его третьего дня, мы у них в саду ели абрикосы.
Разговор маленьких приятелей был прерван появлением отца Туни, который издали окликнул сына:
— Довольно тебе балясы точить. Пора идти.
— Туни-джан, — сказал Микаел, схватив товарища за подол, — раз ты уходишь, кланяйся от меня бабушке, дяде, всем-всем, скажи им, что ты видел меня.
— Скажу, — ответил Туни и, попрощавшись, ушел.
Микаел долго смотрел ему вслед, но потом вспомнил, что время уже позднее, и опрометью бросился бежать домой.
Глава восьмая
Прошло три года.
За эти три года в судьбе Микаела произошел неожиданный поворот. Из домашнего слуги он превратился в «ученика» при лавке. Чем он был обязан этому повышению?
Непостижимые предрассудки бывают у людей, подобных Масисяну. Приобретет ли такой человек лошадь[12], заведет ли в доме собаку или кошку, и ненароком дела его в это время начинают идти на лад, он говорит, что животное «впрок хозяину», и уже не расстается с ним. Животное это делается для него священным, мирно несет свою службу до самой старости, а после смерти голову его зарывают под порогом главной двери дома.
Такие же приметы приписываются и людям.
Допустим, что после женитьбы у человека дела пошли на лад, — значит, у жены «легкая рука», она пришлась ко двору, и потому муж души в ней не чает. Бывает и наоборот, жена приносит в дом несчастье, при ней одни неудачи, — значит, у нее «недобрый глаз», и муж относится к ней с неприязнью…
Есть приметы, связанные с рождением детей: одни приносят счастье, другие — несчастье. О человеке, который приносит в дом счастье, говорят: «С ним связано благоденствие дома». Это тоже своего рода «золотой петух».
Но оставим в стороне всякого рода суеверия, скажем лишь то, что с момента появления Микаела в доме Масисяна дела последнего пошли в гору. Суеверный Масисян придавал этому очень большое значение, и его отношение к Микаелу резко изменилось. Он стал благоволить к маленькому слуге и решил перевести его в лавку. Вот таким-то образом в положении Микаела произошла перемена к лучшему, и он стал учиться торговому делу.
Теперь Микаел не был уже тем неотесанным и наивным деревенским парнем, как три года тому назад. Изменилась и его внешность. Жизнь в городе притушила его яркий деревенский румянец, он похудел, черты лица у него сделались тоньше, кожа нежнее. Только глаза были все те же — большие, искрящиеся.
Все покупатели лавки Масисяна хорошо знали Микаела. Этот смышленый, приветливый юноша невольно возбуждал их любопытство. Заходя в магазин, они охотно вступали с ним в разговор, так как Микаел отличался редкой услужливостью. Стоило кому-нибудь скрутить папиросу, он уже подносил спички, проворно отмеривал и отвешивал, ловко завертывал покупки и даже иногда помогал донести их до дому, не дожидаясь, когда его об этом попросят.
Но порою между Микаелом и господином Масисяном возникали небольшие разногласия. Это вытекало из их несходства во взглядах. Например, заходит в магазин покупательница. Ей нужно купить несколько аршин ситцу или пару фунтов чаю. Масисян затевает с ней длинный разговор, уверяет покупательницу, что ее покойный муж был его хорошим другом, что из уважения к нему он отпустит ей самый лучший товар, сделает уступку в цене и прочее. Затем, обращаясь к Микаелу, Масисян говорит:
— А ну-ка, парень, принеси самый лучший товар.
Микаел приносит самый лучший товар, но хозяин, метнув на него грозный взгляд, сердито восклицает:
— Дурень, разве это самый лучший! Когда же ты научишься разбираться в товарах!
— Лучшего у нас нет, ага, — простодушно отвечает Микаел.
— Как это нет, щенок, — свирепеет хозяин и сам идет за товаром.
— Это же плохой, — говорит Микаел.
Хозяин, не обращая на него ровно никакого внимания, сам отмеривает или взвешивает товар и, выпроводив покупателя, принимается распекать Микаела:
— Негодник, когда же ты станешь человеком? Когда научишься торговать? Если тебе говорят принеси «лучший» — это значит «худший»… Понимаешь?!
— Как не понять! Хорошее есть хорошее, а плохое есть плохое. Я хорошо разбираюсь в товаре.
— Покупателю показывают хороший товар, а продают ему плохой… Понял?!
«Нет, этого я никогда не пойму, — бормотал про себя Микаел. — Ведь это значит взять грех на душу, загубить ее».
А хозяин принимался отчитывать его.
Глава девятая
Лавка Масисяна и все его торговое предприятие ввиду своего своеобразия заслуживают более подробного описания.
Лавка его напоминала собою скорее большой склад, набитый самыми разнообразными товарами. Здесь можно было найти все, начиная с самых дорогих видов мануфактуры и ценных предметов галантереи, вплоть до листового железа, вплоть до всех сортов кожи, вплоть до керосина, чая, сахара, игрушек и прочего. Здесь можно было увидеть вперемежку с рыбой и сальянской тешкой ящики с московскими конфетами, европейские вина различных марок и местную водку. Словом, здесь можно было найти все, за исключением разве только птичьего молока. Повар мог приобрести здесь крупу и яйца для своей стряпни, а щеголиха — бриллиантин для волос. Здесь не было недостатка в хинине и мятных каплях для больных. Все это лежало в таком причудливом беспорядке, что лавка Масисяна стала притчей во языцех для всего уезда, и когда заходила речь о каком-нибудь запутанном деле, то говорили: «Все равно как в лавке Масисяна».
12
Лошади, собаки, кошки и вообще все домашние животные имеют особые приметы, по которым узнают об их влиянии на судьбу человека. У нас еще будет повод поговорить подробно об этих суевериях, которые, несомненно, имеют глубокую связь с нашим языческим прошлым.