Патриция Кемден
Золотой плен
Родителям и мужу, коими благословил меня Господь
Письменное ремесло способствует одиночеству. Сидишь целыми днями, уставясь в экран компьютера, и обливаешься слезами над своим вымыслом. Мне еще повезло – у меня есть родные, друзья, коллеги, они помогают мне жить и писать.
Мой неизменный эталон – три талантливые романистки: Диана Даноуэй, Пола Деметр Риге, Барбара Фейт. Их дружеские советы, поддержка, критика и похвала не раз выручали меня в работе над этой книгой, и я очень надеюсь на них в дальнейшем.
Бесконечно признательна профессору вокала и музыковеду, магистру гуманитарных наук (университет Сан-Диего) Саре Флеминг за консультации, касающиеся музыки той эпохи, в которой происходят описываемые в романе события.
А, кроме того, я в большом долгу перед литературным агентом Нэнси Пост, что несказанно облегчила мне жизнь, и перед моим издателем Эллен Эдвардс, с таким участием отнесшейся к моему творчеству.
Глава I
Лето 1708 года
Замок Сен-Бенуа, Фландрия
Катье де Сен-Бенуа, вдова убитого на войне рыцаря, вышла из кухни на веранду и стряхнула муку с передника. Нынче она встала до света, чтоб замесить хлебы на неделю, и теперь, вынув их из печи, чувствовала себя совсем разбитой. После гибели Филиппа у нее каждый су был на счету, но тяжелую работу по дому она даже полюбила. Это был единственный способ рассеять гнетущую тревогу за сына, которая не покидала ее даже во сне.
Прислонясь к невысокому каменному парапету, Катье окинула рассеянным взглядом окрестные поля овса и льна, похожие на волнующееся под ветром море. Вдалеке посверкивала серебристая зелень березовой рощи; в полуденном воздухе плыл аромат свежеиспеченного хлеба. Она глубоко вздохнула, стараясь справиться с вновь накатившей тревогой.
С лужайки, отделяющей сад от огорода, к ней прилетел звонкий детский смех, и сразу улыбка разгладила усталые черты тонкого лица, зажгла огонь в серых глазах. Теперь лето в самом разгаре, но не заметишь, как новый год наступит и шестилетний Петер отправится к дядюшке, маркграфу Геспер-Обскому, дабы воспитываться согласно своему званию.
Когда два года назад муж пал в сражении при Рамиле, Катье ожидала, что семья позаботится – пусть не о ней, но хотя бы о сыне и наследнике Филиппа. Однако от родных покойного не было ни слуху ни духу, как будто они знать не знали о ее существовании.
Она засыпала маркграфа письмами, в которых требовала, чтобы он признал племянника и назначил ему содержание. То, что Филипп был четвертым сыном, не дает его родне права отказывать Петеру даже в ничтожной малости. В конце концов, она добилась своего: прискакал гонец в ливрее, презрительно оглядел ее с ног до головы и вручил запоздалое приглашение.
Улыбка померкла на губах молодой женщины. Добиться-то добилась, а как теперь скрыть тайный Недуг сына? Тревога в душе уступила место леденящему страху. Если маркграф проведает о болезни, то непременно объявит Петера слабоумным, лишит его титула, земель и на всю жизнь сошлет в какой-нибудь отдаленный монастырь.
Перед глазами всплыли видения из самых черных снов: ее золотоволосое сокровище бьется на скользком полу и хватает ртом воздух.
– Нет, – прошептала Катье, – никто не должен знать о падучей. Никто!
Сестра каждые три месяца присылает ей лекарство, изготовленное домашним астрологом, – благодаря этому приступы совсем прекратились. Если оно и впредь будет поступать, то маркграф никогда ничего не узнает, и сын ее получит причитающуюся ему долю наследства.
Из двери кухни донесся голос старой служанки, и Катье на миг сбросила с плеч бремя забот. Милая, добрая Грета – кроме нее да мужа ее, Мартена, никого из прислуги в замке не осталось.
– Вам письмо от вашей сестры, мадам Д'Ажене, – пробубнила служанка.
Лиз, я знала, что ты не забудешь обо мне! Всего на неделю позже срока!
Катье поспешно одернула выцветшее желтое платье, заправила выбившуюся белокурую прядь под полотняный чепчик, вскинула головку и в мгновение ока превратилась из почти крестьянки в настоящую владелицу замка.
– Слушаю вас, – надменно произнесла она, заметив, что коренастый лакей в ливрее дома Д'Ажене бегло покосился на ее перепачканные мукой руки.
Полным достоинства взглядом она ответила на промелькнувшую в его глазах насмешку. Он теребил в руках письмо, точно не знал, что с ним делать. Катье вдруг охватило дурное предчувствие. Где же коробочка с лекарством?
– Мне велено вручить письмо лично мадам Катрин де Сен-Бенуа, – проговорил посыльный, не сочтя нужным даже поклониться.
Она поджала губы.
– Меня зовут Катье де Сен-Бенуа, и моей сестре это хорошо известно. – (Как же она ненавидела французские имена!)
Получив такой решительный отпор, лакей запоздало сгорбил плечи в неглубоком поклоне и подал ей письмо.
– Прошу прощения, мадам. Я только исполняю то, что приказано.
– Не сомневаюсь, – ледяным тоном проговорила она.
Пальцы дрожали от нетерпения – так и хочется выхватить письмо, – но она овладела собой и с медлительной грацией протянула руку за сложенным втрое запечатанным листком. Затем отошла к перилам и разломила красную печать. Взглянула на дату и возмущенно обернулась к посыльному:
– Письмо написано месяц назад! От замка Д'Ажене сюда можно доскакать за неделю.
Посыльный пожал плечами.