Но она ощутила это сердечное тепло вместе с мерным стуком, звучавшим, как трепет самого утра. Зевнула, потянулась, как ленивая кошка, и обволакивающее ее тепло сгустилось до очертаний мужского тела.
Бекеш.
Катье широко распахнула глаза. Увидела перед собой точно отлитые из бронзы мышцы его обнаженной груди. Пробуждающееся сознание подсказало ей, что ее груди, тоже обнаженные, прижаты к его боку, а голова покоится у него на плече. Чудо распустилось внутри, точно диковинный цветок необъятной величины. Так это не сон!
Она тихонько вздохнула. Неужели такое счастье может быть взаправдашним? Уже полностью проснувшись, она открыла в голове дверцу воспоминаниям о прошедшей ночи. Вспомнила свои прикосновения к мужественной плоти, возносящие в рай интимные поцелуи, свою собственную покорность желаниям человека, что спит рядом, и сокрушительную силу, с которой он заполнил ее всю.
Вспомнила адский голод, сводивший ее с ума. Закрыла глаза, чтобы задержать эти воспоминания, но они все равно ускользали. Ощущения были неожиданны и новы, однако завладели всем существом с такой легкостью и так стремительно вырвались на поверхность, что Катье поняла: они жили в ней, запрятанные глубоко внутри, как зернышки, ожидающие весеннего тепла, чтобы прорасти.
Медленно и осторожно, боясь разбудить, она отодвинулась от Бекета. Он пошевелился во сне и погладил ее руку.
– Сильфида...
Нежный румянец окрасил ее щеки. Так он называл ее в пылу страсти. Но, несмотря на смущение, она улыбнулась и поднялась навстречу льющемуся в нее свету. Нашла на полу обрывки нижней рубашки, корсет, платье и начала одеваться.
Рубашку уже не зачинить; она засунула ее в мешок Бекета, обернула вокруг голого тела корсет, поверх надела корсаж и стала связывать разорванную шнуровку.
Покосилась на спящего Бекета, припомнив ураган страсти, бушевавший в его глазах, когда он одним рывком выдернул эту шнуровку.
Даже во сне он распространял вокруг себя неудержимую силу. Она вдохнула ее, и на душе стало до странного легко. Она оставила попытки затянуть потуже корсаж и натянула через голову юбку, завязав пояс.
Надо выйти подышать, рассеять туман внутри. Она выскользнула из старой мельницы и покружилась по росистой траве; ноги двигались помимо ее воли. Ахерон, оторвавшись от пучка лежавшей перед ним травы, поднял голову и поглядел на нее огромными черными глазами.
Она приподняла юбки и присела перед ним в глубоком реверансе.
– Милорд жеребец! – проговорила она с тихим смехом.
До сих пор конь проявлял к ней терпеливое равнодушие. Она рискнула подойти поближе и поднести ладонь к его морде.
Он понюхал и снова принялся жевать траву. Улыбаясь, она поскребла черную шкуру промеж широких ноздрей.
– А ты неглупый малый, – проговорила она мягким, воркующим голосом. – Видала я тягловый скот и побольше тебя, но чтоб такой великан ходил под седлом... – Она снова почесала его ногтями. Когда убрала руку, он ткнулся в нее мордой, прося еще. – Ага, нравится! – рассмеялась она и шепотом добавила: – Хозяину твоему тоже нравится.
Голова кружилась, точно весенним днем, когда на деревьях распускается молодая листва, а ноздри то и дело щекочут мимолетные, но острые запахи, подобные аромату дамасской розы. Хотелось удержать эту радость, не дать ей раствориться в унынии.
Ахерон снова ткнулся в ее ладонь.
– Знаю, дружище, тебе приятно, – сказала она. – Но ничто не может длиться вечно. – Она помолчала и снова погладила его морду. – Ничто и никогда.
Бекет проснулся и понял, что он один на мельнице, вернее, не понял, а ощутил той частью сознания, откуда к нам приходят сны. Он потер лицо и пропустил волосы сквозь пальцы.
Жар утоленного желания еще не остыл в крови. Он поглядел на свои руки, что еще недавно сжимали нежное тело Катье, и ощутил его ответную дрожь под своими пальцами. Припоминая подробности, он удивился ее неопытности, что заставляла его все время укрощать, обуздывать свой голод. Эта женщина как будто впервые познала плотскую любовь.
Что ж за дубина был ее муж? Ведь страсть так и пылает у нее внутри, так и манит его. Бекет боялся причинить ей боль, но едва не потерял самообладание, когда она застонала, почувствовав, как он вошел в нее.
Он вскочил гибким движением, на ходу застегивая бриджи. Катье стояла рядом с Ахероном. Внутри что-то отпустило, и он прислонился к косяку, глядя, как утреннее солнце превращает ее волосы в венец, с каким не сравнятся все короны мира.
Она подняла глаза и подарила ему взгляд, исполненный такой нежности и страсти, что у него защемило сердце.
Солнце сверкало утренней новизной. Какое счастье, что жизнь озарена солнцем!– удивленно подумал он. Может быть, со временем счастье съеживается, сохнет, как осенний лист, и каждый день, каждое время года перестает осыпать тебя новыми радостями?
Катье смотрела, как Бекет медленно, бесшумно приближается к ней. Вся душа зазвенела от его приближения. Он подошел к ней сзади, погладил по плечам. Поцеловал ее волосы, потом медленно развернул к себе. Губы приникли к ямочке у нее на шее. Пальцы вытащили обрывки шнуровки, которые ей удалось завязать, и она откинулась на его руке, подставляя другой вновь освобожденную грудь.