Он подхватил ее на руки и понес обратно, в темноту мельницы. Целуя, мягко опустил на скомканную накидку, и его жаркий поцелуй вновь наполнил ее обещанием безграничного блаженства.
Солнце уже приближалось к зениту, когда они наконец двинулись в город. Ахерон бежал резво, но хозяин не погонял, а наоборот, сдерживал отдохнувшее животное. Катье уютно устроилась в объятиях Бекета.
До чего хорошо! – с трепетом думала она. Рука, поддерживающая ее талию, уже не напряжена, а согревает и притягивает ее как можно ближе. А другая уверенно правит конем. Вот так же этой ночью он управлял ее желаниями.
Восхищение его мужской силой все еще горячит кровь. День жаркий, капризный ветерок временами обдувает пылающее лицо, но не может остудить внутреннего зноя. Решив, что все так или иначе уладится, она блаженно задремала на груди Бекета.
Взобравшись по склону холма, он остановил иноходца. Перед ними расстилалась широкая долина реки; поля колосящейся пшеницы обнесены крепкими изгородями. Взнузданные ветром облака гоняются друг за дружкой по небу. Прямо напротив них, точно алмаз на ладони, сверкает замок Геспер-Об.
Невдалеке под сенью леса примостилось здание постоялого двора.
– Неужели так близко? – удивилась Катье. – Хоть бы он был на краю света!
– В Китае? – С чувством необыкновенной легкости внутри Бекет приподнял ее подбородок и нежно поцеловал в губы. – Я сразу бы запер тебя в своей сокровищнице, и солнце ты б видела, только глядясь в зеркало из полированной бронзы. – Рука в перчатке подхватила выбившийся локон и поднесла к губам.
Ему впервые за много лет хотелось смеяться от радости. Он провел пальцами по нижней губе Катье и увидел, как затрепетали ее веки.
– Что ты со мной сделала, сильфида? – снова и снова твердил он, целуя ее.
В поцелуе была благодарность за свет и тепло, которыми она согрела душу, утолила голод без гнева, без ненависти. Но в поцелуе ощущалась не только сладость, но и горечь прощания, ведь скоро он расстанется не только с ней, но и с этой жизнью.
Бекет собирался поднять голову, но Катье удержала ее ладонями. Она ощупывала его лицо, – точно слепая, точно все чувства, вся память сосредоточены у нее в кончиках пальцев. По нежной алебастровой щеке скатилась слеза.
Уткнувшись в ладони, он хрипло проговорил:
– На постоялом дворе я найму экипаж и горничную, чтобы ты могла явиться в замок, как подобает родственнице маркграфа. Мадам... – Он заставил короткое слово звучать тихой лаской.
Она провела его рукой по своей щеке.
– Милорд...
Бекет пустил Ахерона шагом. Весь поглощенный своей сильфидой, остановился у коновязи и, поддерживая за талию, помог ей соскользнуть на каменную подставу. И только выпустив ее из объятий, обратил внимание на необычную тишину вокруг.
Дверь со скрипом распахнулась; на пороге, подбоченясь, стояла Лиз.
– Молодец, сестренка!
– Ч-черт! – прорычал Бекет и выхватил шпагу.
Лиз небрежно махнула рукой. Из-за деревьев, обступивших постоялый двор, высыпали голубые мундиры.
– Не-е-ет! – завопила Катье, – Лиз, останови их!
– Будь проклята твоя кровь! – по-английски процедил Торн, и глаза его превратились в черные ледяные осколки.
Поднимая пыль, он развернул Ахерона. Воздух наполнили крики и проклятия. Жеребец взвился на дыбы перед наступающими французами, передние ноги замелькали в воздухе, и уверенность мигом слетела с бравых вояк. Размахивая шпагами, они в беспорядке отступили.
Катье кинулась к сестре, схватила ее за плечи.
– Прикажи им остановиться! Ради Бога, Лиз! Сестра усмехнулась и оттолкнула ее.
Один из солдат подкрался к полковнику сзади. Катье вскрикнула, предупреждая Торна об опасности. Он обернулся и проткнул француза шпагой. Напружинив задние ноги, конь лягнул ими другого атакующего, и тот повалился наземь с проломленной головой.
Ахерон рвался к спасительному заслону леса. Третий француз прицелился в Бекета из пистолета. Катье коршуном налетела на него, сбила с ног, но выстрел уже прогремел в воздухе.
– Бекет! – Увидев, как он дернулся, Катье бросилась к нему.
Полковник взглянул на нее через плечо. На рукаве мундира медленно расплывалось темное пятно.
Он вложил шпагу в ножны и перехватил поводья правой рукой. Потом отвернулся и пришпорил Ахерона. Конь скрылся в густом кустарнике.
– Поймать эту дуру! – приказала Лиз. Двое грубо схватили Катье за руки.
– Нет, пустите меня! Он ранен! – голосила она, вырываясь.
Ее подтащили к сестре.
– На этих блондинок не стоит силы тратить, – заметил один из державших ее солдат. – Только и умеют, что мяукать.
– Отпустите ее, – сказала Лиз, не отреагировав на его замечание.
Катье с ненавистью посмотрела на сестру.
– Что ты наделала? Зачем ты вообще здесь?
– Чтобы спасти мою маленькую негодницу. Но впредь на меня не рассчитывай. – Лиз глянула ей в глаза, встряхнула за плечи. – Из-за тебя, дуры, мы упустили его. Онцелус будет в ярости.
Катье отшатнулась, ее передернуло от омерзения. Произнося это имя, сестра вся точно подобралась, в глазах сверкнули пугающие искорки.
– Лиз... я...
– Да видела я, видела, как ты целовалась на холме со своим Аполлоном. Рыжий и кривоногий! Ну и Катье! Ну и скромница! Онцелус говорил, что ты солгала, но мне хотелось убедиться собственными глазами. И как я раньше не поняла, что все твои добродетели – сплошное лицемерие! – Лиз кивнула стоящему рядом солдату. – Карету!