Она села на стул перед туалетным столиком и наклонилась вперед, рассматривая себя в зеркале. Женщина, глядящая на нее оттуда, не имела ничего общего с той, что отправилась в путь из Сен-Бенуа.
Безумные мечты, несбывшаяся любовь отразились в серых, глубоко запавших глазах. Быть может, любовь и безумие – это одно и то же? Она провела пальцем по горестно сжатым губам, знавшим такие безумные поцелуи...
– Бекет, дьявол требует тебя...
Я все отдам, сказала она Лиз. Это было правдой – до тех пор, пока дьявол не запросил цену, которую она заплатить не в силах.
Будущее Петера, каким оно рисовалось ей, разбито вдребезги. Но хороший врач сможет облегчить его припадки – она отыщет такого. И как-нибудь они вдвоем перебьются. Раньше же перебивались.
Внутри шевельнулся гордый дух Ван Стаденов. Катье выглянула в окно. Уже утро. У Петера сейчас занятия верховой ездой. Она неуверенно улыбнулась и решила, что ей необходимо тотчас же увидеть его. Позвонила в колокольчик, вызывая камеристку.
– Мадам? – прошептала Сесиль, появляясь в дверях для прислуги.
– Я собираюсь прокатиться вер... О, Сесиль! Зачем я позвала? Клод... он тебя оби...
– Ради Бога, мадам, не говорите никому! – взмолилась Сесиль. – Я должна ехать с герцогиней в Шамборе. Если она узнает, то скажет, что я распутница, и не возьмет с собой... А Его Высочество... Не так уж он меня и обидел... Я... Я просто попалась ему на глаза. Обычное дело...
– Нет! – крикнула Катье и встряхнула девушку за плечи. – Не смей так говорить! Никогда!
Та съежилась, и Катье в порыве раскаяния крепко прижала ее к себе. Погладила по волосам.
– Ох, Сесиль, прости меня! Я не хотела. Я... Я.просто не в себе.
– Я понимаю, мадам. – Камеристка осторожно высвободилась из ее рук. – Знаю, что вы очень переживаете за своего мальчика.
Катье помотала головой.
– Нет, нет, прости, я была груба с тобой. – Она быстро смахнула набежавшие слезы. – Тебе надо лежать после всего... что он сделал.
Сесиль пожала плечами.
– Так ведь это уж третий раз, мадам. Ну, болит немножко. Кухарка вскипятила мне молока с розовым маслом, и теперь уже лучше.
– Боже мой! – прошептала Катье, прикрывая ладонью дрожащие губы. – И это наследие моего сына! Петер, я виновата перед тобой!
– Мадам... – Девушка порылась в кармане своего передника и вытащила кусочек пергамента, сложенного вдвое. – Меня просили передать вам вот это.
В глаза Катье бросилось слово «сестренка», написанное замысловатым, как паутина, почерком. Это не рука Лиз.
Она уставилась на записку. О нет! Я не дам тебе ту цену, что ты просишь! Она вырвала послание из рук камеристки и тут же отшвырнула под туалетный столик, словно пергамент жег ей пальцы.
– О мадам! Я что-нибудь не так сделала? Извините!
– Ты ни при чем, Сесиль. Это я во всем виновата. Я слепо доверилась тому, кому вовсе не должна была доверяться. Порой мы чересчур многого требуем от жизни.
Сесиль поглядела на пергамент и неуверенно кивнула.
– Да, мадам, – проронила она, подходя к гардеробу. Катье облачилась в костюм для верховой езды, сшитый по старинной моде: поверх юбки длинный зеленый жакет почти мужского покроя. В груди он был немного тесноват. Она двинулась к двери. Несмотря на всю решимость, руки и ноги по-прежнему дрожали.
Она вошла в конюшню. Поклон главного конюха был в точности рассчитан на се положение родственницы маркграфа, хотя и бедной.
Катье горделиво приосанилась.
– Я хочу посмотреть, как мой сын учится верховой езде.
Тучный детина выпрямился, сложил на животе лапищи и медленно, с усилием покачал головой.
– Дамам не велено.
– Он мой сын!
Конюх развел руками.
– Его Высочество приказали, – заявил он и, подумав, добавил: – Мадам. – Затем вернулся к прерванным занятиям.
Она услышала озорной мальчишеский смех, мгновенно стихший от грубого окрика, и выбежала вон. С другой стороны конюшни верхом выезжали Петер и четверо его кузенов. Берейтор вел их по тропе, спускавшейся в небольшую долину к востоку от замка. Мальчики прямо держали спины, вцепившись в поводья; ноги болтались по бокам слишком высоких коней. У наставника было суровое, угрюмое лицо.
– Почему они не на пони? – крикнула Катье в открытую дверь. – На таких лошадях только взрослым мужчинам ездить.
Главный конюх одарил ее взглядом великомученика.
– Как и пони, мадам?! Дворянские сыновья как длинны штаны оденут, на пони уж не ездиют.
Сердце ее сжалось от ощущения утраты. Ей необходимо увидеть Петера. Необходимо. Она окинула взглядом долину, куда повезли мальчиков. На той стороне чернели стены аббатства. Долину пересекала гряда холмов, деля ее надвое. За гребнем одного из них вполне может спрятаться мать, жаждущая хоть одним глазком взглянуть на свое дитя.
Но ведь с той стороны рукой подать до аббатства, где они, с Бекетом... Катье сжала кулаки.
– Я поеду кататься.
– Так ить берейтор все одно вас оттеда погонит.
– Оседлайте мне лошадь.
Конюх приподнял кустистые брови и с любопытством уставился на нее. Она высокомерно вскинула голову.
– Паскаль! – позвал он, и худощавый мальчишка вырос рядом с ней в проеме. – Оседлай для мадам... ну хоть Тихоню, что ль.
Мальчик пошел к стойлу; движения его были расхлябанны, как будто природа позабыла закрепить суставы. Однако через несколько минут он вывел к ней прелестную гнедую кобылку, помог забраться в дамское седло и ловко расправил юбки.