Олаф встряхнул головой нетерпеливо.
— Люди сами куют свою судьбу, друид. Мергвин внимательно посмотрел на него, потом пожал плечами.
— Думай, как хочешь, норвежец.
Олаф опять засмеялся.
— Ты мне нравишься, Мергвин. И я думаю, каждый должен следовать своей звезде. Ты поступаешь, как тебе предначертано, а я сам создаю свою судьбу.
Мергвин опять пожал плечами, а Олаф прищурил свои проницательные синие глаза.
— Что случилось на этот раз, друид? Сражение окончено. Завтра мы поедем домой. Враг разгромлен. Или ты поспоришь с этим?
— Нет, — покачал головой Мергвин. — Только…
— Только что, друид? — спросил Олаф.
— Ничего. Ничего. Спокойной ночи, король Дублина. — Бормоча что-то, Мергвин покинул Олафа и поспешил в постель.
Олаф остался еще на несколько минут на воздухе, вдыхая свежий запах земли и лета, который казался еще слаще от победы и от того, что обещал завтрашний день. Ниалл уедет в Улстер; они с Аэдом повернут на юг и разъедутся по домам.
Он нырнул в палатку, лег на кровать и крепко заснул.
Мергвин же спал плохо. В волнении он беспокойно метался, понимая, что тени все еще мечутся по луне.
ГЛАВА 17
Пока Олафа не было, наступали такие моменты, когда Эрин отказывалась верить, что стала его женой, считала, что ей приснилось все, что было между ними. Тогда Эрин уезжала на обрыв, смотрела на море и пыталась вспомнить черты его лица, нежную улыбку, возбуждение и восхищение, сверкающие в его глазах. Она пыталась воскресить в памяти тот день, когда он рассказывал норвежские легенды, и ей нравилось мечтать, что он что-то к ней питает в своем сердце.
Но большую часть времени Эрин размышляла здраво. Она была его женой, и хотя законы Брегона защищают женщин от посягательств мужчин на их свободу, Олаф не придерживался ирландских законов, если они были неудобны для него. В его глазах она была его собственностью, и как личную собственность он будет охранять ее, заботиться о ней и защищать. Он будет ревниво следить за ней, и она понимала, что ее жизнь может легко повернуть на другую дорогу. Если она примет его правила, он проследит, чтобы ее уважали, как и обещал ее отцу. Но если она переступит черту… Она не знала, как далеко может зайти его гнев, знала только, что он способен действовать бесстрастно и безжалостно. Если хотел, он скрывался за холодной синей сталью своих глаз и судил обо всем беспощадно.
Беде вернулась в монастырь через день после отъезда мужчин, и Эрин сильно скучала по своей сестре. Сначала она подумала, не чувствует ли она себя все еще чужой в норвежском городе, но Мойра всегда была рядом, когда Эрин нуждалась в ней, и хотя большая зала казалась очень тихой с тех пор, как все воины, норвежские и ирландские, уехали, ужин всегда был торжественным с немногочисленной стражей, которая осталась. Сигурд хорошо управлял дворцом, и Эрин нечего было бояться в своем собственном доме.
Более месяца прошло с отъезда войска, когда Эрин кое-что обнаружила. Сначала она была поражена, а потом смирилась, чувствуя одновременно и возбуждение, и беспокойство.
Она была беременна, и с каждым днем уверенность в этом крепла. Ее тошнило по утрам, а к вечеру она чувствовала себя обессиленной.
Лежа ночью в постели, она пыталась понять, что это для нее значит, и долго размышляла. Викинг… Она носит ребенка от викинга. Не важно, как у нее в сознании возникли эти слова, это ничего не значило. Ребенок, которого она носила, был его, Волка. Ребенок, который будет выше всех мужчин, как и его отец, сильным и красивым.
«Обрадуется ли он? — думала она. — Все ли мужчины хотят детей? Или он потерял это желание вместе с потерей Гренилде?»
Эти размышления и волнения могли довести ее до сумасшествия, но временами Эрин заставляла себя думать, что никогда не встречалась с викингами. Каждое утро она объезжала границы города и скакала по утесу над морем, как будто была снова девочкой, и ее не заботило ничто, кроме вольного времяпрепровождения; только Сигурд, как она заметила, всегда скакал за ней.
Однажды утром Эрин была поражена, увидев женщину на скалах. Странная дрожь потрясла ее, так как женщина стояла как раз на том месте, где и она, когда Олаф подъехал к ней за день перед отъездом.
Сердце Эрин глухо забилось, потом замерло. Она напрягла зрение, борясь с ветром и солеными брызгами. Это была Мэгин, и она стояла слишком близко к обрыву…
Недолго думая, Эрин пришпорила кобылу и поскакала. Мэгин не обернулась на цокот копыт, даже когда Эрин спешилась и подошла к ней. Эрин вдруг поняла, что ее бывшая противница не видит и не слышит ее, она была в трансе и смотрела вниз с зубчатой скалы на море.
— Мэгин, — окликнула ее Эрин, поколебавшись.
Бледная женщина не ответила, она сделала еще один шаг к обрыву. Инстинктивно Эрин бросилась к ней, и они обе покатились в сторону от опасного края.
Мэгин, наконец, пришла в себя и встретилась с тревожным взглядом Эрин. Эрин уселась около, продолжая держать ее за запястье. Глаза Мэгин не выражали благодарности.
— Почему ты остановила меня? — спросила она тихо.
— Ты могла убить себя, — воскликнула Эрин. Она заметила, что прекрасные волосы Мэгин потеряли свой блеск, а некогда пышное тело истощилось. Ее лицо тоже сильно изменилось. Глаза, бывшие когда-то наглыми, вызывающими и смеющимися, стали пустыми и страдающими, как у раненого животного.
— Так лучше, — сказала Мэгин вяло. Она на мгновение закрыла глаза. — Ты всегда выигрываешь, не так ли, Эрин из Тары? Это твоя победа. Тебе и золото, и драгоценные камни, и корона, и стоило тебе сказать только одно слово, и я стала ничем. Даже шлюхи, нищие и воры отвернулись от меня.
— Что? — прошептала Эрин слабо.
Мэгин не успела ответить, так как послышался стук копыт приближающейся лошади. Сигурд, как сторожевая собака, следовал за Эрин.
— Эрин! Ты должна сойти с утеса!
Сигурд был взволнован, он спешился и подошел к ней.
— Я позабочусь об этом. Знаешь ли ты, как ты близко подошла к обрыву, моя леди? Олаф рассердится на нас обоих…
Эрин отклонила руку Сигурда, протянутую, чтобы помочь ей подняться. Она не обращала внимания, что гигант викинг кричал, почти кричал на нее в присутствии Мэгин.
— Оставь меня, Сигурд. Я не буду подходить близко к краю. Я и сама позабочусь об этом. Сигурд поколебался, нахмурившись.
— Только несколько минут, Эрин. Я буду ждать тебя около рощи.
Он вскочил на лошадь и поскакал, оглядываясь на нее. Эрин посмотрела вслед ему с раздражением, затем повернулась к Мэгин.
— Я никогда не желала твоей смерти, — сказала она, — я не хотела навредить тебе… только… — Эрин заколебалась, глядя на лицо, выражавшее отчаяние. — Мэгин, ты должна понять, что я пришла сюда не по своей воле. Я потеряла всякое уважение к себе и свободу.
Мэгин закрыла снова глаза и беззвучно засмеялась.
— Моя леди, если бы я была на твоем месте, я бы вырвала себе волосы и глаза, но не из-за неуважения. Ты понимаешь, я люблю Олафа.
Ее глаза открылись и устремились на Эрин. Она снова тихо заговорила.
— Желаю тебе, моя леди, не полюбить тоже помимо своей воли.
Эрин моргнула и не обратила внимания на ее слова.
— Мой лорд Олаф — не тот мужчина, которого томят подобные чувства. Он никого не любит.
Рука Мэгин поднялась с земли и опять упала.
— Ты не понимаешь, моя леди. Я была изгнана из большой залы. Купцы не продают мне ничего. Воины избегают мой дом. Нет человека в городе, который бы кивал мне при встрече.
Эрин встала и протянула руку Мэгин. Женщина посмотрела на руку, потом перевела глаза на Эрин, колеблясь.
— Возьми мою руку, пожалуйста, Мэгин, — промолвила тихо Эрин. — Ты подсказала мне, что можно использовать мое положение. Я должна занять свое место, — сказала Эрин, печально улыбаясь. — Я была силой отдана замуж, но я все же не могу предоставить тебе ни частицы своего мужа. Но я знаю, что я не жестока, и мне очень тяжело сознавать, что по моей вине ты могла лишиться того, что действительно имеет цену и принадлежит тебе — жизни. Если ты хочешь иметь друга в городе, ты приобрела его. Это я. И ты придешь в большую залу этим вечером, и все узнают, что тебя здесь уважают.