- Ну и что?
- Для нас, господин генерал, очень важны эти люди…
- Для нас тоже, - перебил чех, - мы не важных не арестовываем. Что? Да, уже расстреляли,- он посмотрел на почтительно застывшего у дверей денщика с дымящимся кофе на подносе и резко повторил: - да, расстреляли! Мы расстреливаем сразу. А вы не зевайте, как говорят русские, работать надо уметь, - и повесил трубку.
- Расстреляли! - зло процедил полковник.- Это они умеют! Убивают, как бандиты с большой дороги. Культура называется, Европа! А допросить человека, обработать его, как колбасу, чтоб не только внутренности, но и душу вывернуть наизнанку - это они перестали понимать.
- Осмелюсь спросить - точно установлено, что группу Шагова расстреляли?
- Точно!-полковник вновь забегал по комнате.
- Но там же был наш человек! Осмелюсь доложить - очень ценный человек.
Полковник махнул рукой: сейчас, мол, уж все равно.
Выйдя из кабинета начальника, Еремеев облегченно вздохнул: наконец-то можно прийти в себя, собраться с мыслями. Он медленно пошел по улице, инстинктивно держась в тени домов. По небу, ныряя в разорванных тучах, плыла луна. Дождь прекратился, но с крыш иногда еще скатывались тяжелые капли и звонко падали в лужи. Это, пожалуй, были единственные звуки, нарушавшие тишину .ночного города. Но Еремеев знал, что тишина эта обманчива. В глухих подвалах контрразведки допрашивают и пытают большевиков или заподозренных в большевизме. Во дворе тюрьмы и за городом расстреливают приговоренных. Знал он, вернее чутьем опытного жандарма угадывал, что где-то рядом не спят и другие, страшные для него люди - железнодорожники, рабочие кирпичного и цементного заводов, грузчики, мукомолы. Не спят потому, что готовят смерть всей армии «верховного правителя» и ему, Еремееву., Пусть арестован ревком - они все равно живут и будут жить, будут бороться. Это Еремеев знал по опыту. Так было не раз - и в 1905, и в 1912, и в 1915…
Мысли бывшего ротмистра снова вернулись к сегодняшней провалившейся операции. Он скрипнул зубами. В эту минуту Еремеев ненавидел всех - и большевиков и чехов, и полковника Бутберга. Но больше всего злился он на себя. Шутка ли, чуть не захватить председателя ревкома - и так опростоволоситься! Ведь, кажется, все было продумано до мелочей, заранее окружен пустырь… А из-за глупой случайности Еремеев и не доставил в контрразведку ревкомовцев, и, мало того, потерял своего осведомителя, с которым работал уже пять лет.
Еремеев вспомнил весну пятнадцатого года. Тогда он только что получил чин ротмистра и всячески старался показать начальству, что достоин носить золотые погоны жандармского офицера. И ему повезло - он получил сведения о большевистской организации, ведущей работу среди солдат учебного полка. Выследив членов организации, он вскоре арестовал всю группу. Одиннадцать человек смело смотрели в глаза жандарму, не испугались они и военно-полевого суда. И только один струсил. Он-то и стал провокатором, отправившим на виселицу, под расстрел, на каторгу и в тюрьмы многих большевиков.
Еремеев выругался. И надо же было этому случиться именно теперь, когда он самим Колчаком произведен в подполковники! Он потерял возможность отблагодарить верховного правителя за оказанную милость!
Еремеев ускорил шаги. «Может быть, не все еще потеряно, - пытался он утешить себя,- может, чехи не успели расстрелять Шагова… Тогда завтра я доложу полковнику. Нет, к черту полковника! Бутберг припишет все заслуги себе. Обо всем подробно узнает сам Александр Васильевич Колчак».
Сердце Еремеева забилось чаще, и ой почти побежал домой, чтобы соснуть часок-другой, выпить несколько рюмок настоенной на морошке водки и с новыми силами взяться за дело.
Если бы он знал, что в это время за несколько кварталов от него шла группа арестованных ревкомовцев, окруженная плотным кольцом чешских солдат!
Улицы были пустынны даже в центре, а здесь, ближе к окраине, и патрулей не встречалось. Лишь у ярко освещенного подъезда ресторана «Идеал» было оживленно.
Проходя мимо ресторана, поручик сказал что-то конвоирам, и те зашагали быстрее, подгоняя арестованных прикладами. Но компания пьяных офицеров, вывалившаяся из дверей ресторана, все-таки заметила их.
- А, большевички, товарищи! - пьяно хохоча, заорал усатый штабс-капитан. Он начал расстегивать кобуру, но пальцы ему не повиновались. Тогда, подойдя к арестованным, он попытался ударить идущего с краю Лаврова. Чех-конвоир винтовкой молча отстранил штабс-капитана.
- Чехи! Союзнички! - закричал тот вслед удаляющейся группе.- Ведут расстреливать, а сами не разрешают, в морду дать! - он вдруг замолчал и, тупо глядя перед собой, закончил:- Союзнички! Там в тайге, у партизан, этих чехов побольше, чем здесь.