Выбрать главу

— Выберется ли? — подумал вслух про Губахина один из дружинников.

— Он здесь работал, не беспокойся, — ответил другой.

Ребров с товарищами только что вернулся из леса, как в тупик, где стоял их паровоз, с вокзала прибежал посланный от комитета с телеграммой:

Комиссару Реброву. Кизел.

Восстание подавлено. Путь в Москву свободен. Соблюдая необходимейшую осторожность, руководитесь первоначальным планом. По линии дан приказ всем воинским частям быть в вашем распоряжении.

Голованов.

— Что за чертовщина! Теперь хоть месяц рой, не выроешь, — сказал Ребров и пошел на телеграф.

На бланке он написал только одно слово: «Поздно».

В тот же день маленький состав примчался обратно в Пермь. По платформе старого вокзала навстречу поезду бежал Запрягаев. Он на ходу вскочил на тормозную площадку, где стоял Ребров.

— В Москве восстание. Левые эсеры убили Мирбаха. Только сегодня пришли телеграммы… Сегодня ночью здешних разоружат…

— А Воздвиженский? — перебил Ребров.

— Ходит как ни в чем не бывало…

Через два часа Ребров подъехал на извозчике к станции Пермь II. На высокой насыпи, на видном месте, стоял пустой состав золотого поезда. Маленькие издалека солдатики в защитной форме шагали взад и вперед вдоль вагонов. Это дружинники Воздвиженского продолжали охранять состав. Ребров вошел в купе Воздвиженского. Поздоровался и не торопясь сказал:

— Давай маузер!

Воздвиженский взглянул на высокую, спокойную фигуру Реброва, расстегнул кобуру маузера и молча подал револьвер.

— Теперь пойдем к твоим ребятам.

— Хорошо, — ответил Воздвиженский и вместе с Ребровым вышел из купе.

Дружинники, не сопротивляясь, отдали свои наганы и винтовки.

III

Старинный деревянный домик на одной из отдаленных улиц города затерялся среди десятка новых построек, за густыми акациями палисадников. Глубокие морщины-трещины бороздили почерневшие от солнца стены дома и крышу. В пазах стен и на деревянных колодках-стоках бархатом зеленел мох.

Недаром этот домик прятался в густой зелени. В нем помещалось секретное закордонное бюро.

Из домика выходили люди, которым бюро давало поручения пробраться в тыл врага. За ставнями день и ночь шла работа: фабриковались документы, паспорта, печати. Здесь можно было получить удостоверение начиная с метрического свидетельства о рождении до пропуска со свежей печатью чехословацкого генерала Гайды.

Мужчины, женщины, иногда целые семьи подготовлялись здесь к опасной задаче: перейти фронт.

Ребров уже две недели живет в Перми. Работы у него много: он успел отправить своих товарищей в Кизеловский район, чтобы они там дождались прихода чехов. В городе остался только Запрягаев. Военные специалисты уверяют, что через две недели белые займут весь Урал. Скоро поедет и Ребров. Там, в тылу чехов, он станет во главе подпольного отряда, чтобы зорко следить за спрятанным золотом.

В последние дни, после отправки дружинников, Ребров редко заглядывал в домик. Но сегодня ему нужно взять документы и двинуться в опасный путь. Ребров хочет перейти к чехам в Екатеринбурге. Так меньше подозрений. Вместе с чехами он войдет в Кизел. Нужно поторопиться: чехи быстро движутся на запад. Не сегодня-завтра падет Екатеринбург, а за ним и весь Урал.

Ребров попал в домик к обеду. За столом сидело человек шесть, двое из них в ближайшие дни готовились перебраться через фронт. Распоряжался всем маленький толстенький человечек, похожий с виду на юркого подрядчика, со странной фамилией Краска. Он подошел к Реброву.

— Когда, Ребров? Сегодня?

— Что сегодня? — недовольно ответил ему вопросом Ребров.

— Едешь, — хитро подмигнул Краска и, улыбнувшись, похвастал — Мне ведь уже известно.

— Если известно, то и помалкивай, — резко ответил Ребров.

Однако Краску не смутила резкость Реброва. Он только чуть понизил голос:

— Как ехать думаешь? Прямо на Екатеринбург?

— Не знаю.

— Вдвоем?

— Не знаю, — повторил Ребров и, рывком поднявшись со своего места, пошел к выходу.

— Куда, куда, Ребров? — побежал за ним следом суетливый хозяин домика. — А документы-то, явки… Погоди…

Ребров, не обернувшись, закрыл за собою дверь, оставив у порога изумленного Краску.

Он шел в бывший губернаторский дом, где помещался горком, чтобы предупредить товарищей о своем отъезде. Около самого губернаторского дома неожиданно столкнулся лицом к лицу с Нечаевым.

— Ребров, ты, говорят, едешь? — остановил его тот.

— Да. Пришел предупредить…

— У меня небольшой план в связи с твоим отъездом.

— Что такое?

— А вот пойдем в горком. Потолкуем.

Они вошли в длинные и темные коридоры губернаторского дома. В комнатах справа и слева виднелись стойки с винтовками. На письменных столах спали вооруженные люди. Другие полудремали на бархатных губернаторских стульях, не обращая внимания на гул людской волны, которая катилась по коридору взад и вперед.

— Сюда, Ребров. — Нечаев открыл первую дверь налево и шагнул в комнату.

Ребров вошел за ним. В комнате у стола сидел Запрягаев, а рядом с ним девушка. Ребров не видел ее лица и ждал, когда она уйдет, чтобы заговорить о деле.

— Вы не знакомы? — сказал Нечаев.

Ребров ближе подошел к столу. Девушка повернулась ему навстречу.

— Ну вот, этому товарищу, — сказал Нечаев, кивнув на девушку, — до зарезу нужно попасть в Екатеринбург. У нее там больные. Не возьмешь ли с собой, Ребров?

— Я не уверен, что попаду в Екатеринбург, — сухо ответил Ребров. — Знаешь сам, что делается.

— Возьми, Борис, — встал со стула и подошел к Реброву Запрягаев, — мы с ее отцом вместе ссылку отбывали в Туруханске.

— Я готова на все, — сказала девушка.

— Погоди, погоди, Валя, — перебил ее Нечаев, — ты поди к себе, мы здесь потолкуем втроем.

Девушка вышла. Запрягаев зашагал взад и вперед. Ребров только сейчас заметил, что у него на боку висит черная казацкая шашка. Нечаев взъерошил волосы и, посмотрев поверх очков на Реброва, спросил:

— Не хочешь брать? Досадно. Мы рассчитывали, что Шатрова будет полезна в Екатеринбурге.

— Может быть. А если через фронт придется переть? Куда же с этой куклой? Не бросать же ее по дороге?

— Я ее знаю и ручаюсь, — снова сказал Запрягаев.

— Чудак, — продолжал Нечаев, — если не успеешь проскочить в Екатеринбург, с ней только легче будет перейти фронт. Кто подумает, что она большевичка? Кажись, непохожа. Коса до пят и глазки к небу. Возьмешь, Борис?

— Пожалуй, вы и правы, — усмехнулся Ребров, — попробуем. — И, указывая на шашку Запрягаева, спросил у него: — Что это ты нарядился?

— Не знаешь? Военком дивизии, еду на юг. Пожалуй, долгонько не увидим друг друга.

— Золотопогонников крепче бей, тогда увидимся скоро, — пошутил Ребров и стал прощаться.

В двенадцать часов ночи на старом вокзале на дальних путях незаметно остановился одинокий вагон. Высокая солдатская фигура промаячила на подножке, вслед за ней промелькнула фигура поменьше, и двери вагона закрылись на ключ с внутренней стороны.

Несмотря на спешку, Ребров решил отправиться не в двенадцать, а часа в два ночи. Он знал, что все, что делается на станции до последнего момента стоянки поезда, привлекает внимание железнодорожников. Только с двух до шести утра железнодорожник спит, а вместе с ним спит и его железнодорожное любопытство. Если поезда и отправляются в этот промежуток времени, то лишь по необходимости: дежурный во сне выписывает путевку, сцепщик во сне прицепляет паровоз к составу. Ничто не в состоянии нарушить сон железнодорожника. Он ко всему приучен. Даже в былые эвакуации, под угрозой наступающих и уходящих бронепоездов, железнодорожный персонал всегда в эти часы спал.

В половине третьего к одинокому вагону прицепился паровоз; дежурный взмахнул фонарем; без свистка сдвинулся маленький состав.