Прошло полчаса, мороз крепчал. И вдруг затрещал мотор, и к «УАЗу» подошел Олег с бензопилой в руках. Он молча обошел машину, примерился и вогнал пилу в лед. На глазах происходило чудо. Игорь радостно улыбался, притопывая от мороза и возбуждения.
Меньше чем за час «УАЗ» был выпилен изо льда, осталось только выдернуть. Но не тут-то было. Наледь не отпускала свою добычу. «УАЗ» уперся фаркопом в берег, и вытащить его «ГАЗ-66» не мог. Бросив бесполезные усилия, замерзшие забрались снова в будку греться. Допили бутылку водки, закусили хлебом, салом, и тут Игорь увидел на полу под нарами жесткую сцепку.
— Олег, нам же надо приподнять «уазик» и выдернуть на берег, так? Давайте поставим эту сцепку и трос пустим поверх нее.
Так и сделали. «УАЗ» выскочил из наледи с первой же попытки. На его мостах, кардане, днище примерзли огромные куски льда. Быстро откололи лед, Игорь» завел движок, но мосты замерзли насмерть — мороз доходил уже до минус 50. По очереди грели мосты паяльной лампой и сами грелись у печки водкой. На таком морозе алкоголь не брал, и допивали уже третью бутылку.
Наконец машину отогрели и уже в темноте поехали в поселок. За ночь «уазик» отогрелся в теплом гараже, и утром благополучно выехали домой.
Больше Синегоров с Игорем дальше 95-го километра не ездил.
Босиком
В июле даже на Колыме жарко. И в один из первых июльских дней в разгар старательского сезона Синегоров, начальник отделения по борьбе с хищениями драгоценных металлов и минералов, а проще «валютного» отделения одного из колымских РОВД, известный в народе по отчеству Матвеич, поднимался на «уазике» по вконец размытой ручьями дороге вверх по перевалу.
«УАЗ» кидало из стороны в сторону, ветки кустарников били по стеклам. На пассажирском сиденье, вцепившись руками в поручень, сидел друг Матвеича Казимир, заядлый рыбак и охотник, все свободное время проводивший в тайге. Сейчас они ехали на разведку на один из золотоносных ручьев, где могли появиться «хищники». Это почти те же старатели, только добывающие золото так называемыми малыми формами (лотками и проходнушками). «Хищники» преследовались по уголовному закону и подлежали «отлову» и осуждению народным судом, который обычно приговаривал их к штрафу, условному сроку либо исправительным работам до полугода. Золото, естественно, поступало в доход государства. Судя по тяжести наказания, большого вреда «хищники» государству не причиняли, а, по мнению Матвеича, даже приносили пользу благодаря своему каторжному труду, но требовались показатели по этому виду преступления, и приходилось вылавливать по тайге незадачливых «хищников», которым по разным причинам не удалось устроиться в старательскую артель.
Среди них попадались и другие: у таких при виде желтого металла начинали трястись руки и глаза загорались дьявольским огнем. Чаще всего они пропадали безвестно в тайге, так и не найдя вожделенного «кармана», полного золотых самородков. А может, кто и находил.
До перевала не доехали метров двести. Дальше дорога была покрыта двумя сплошными языками снега, ярко блестевшего над лучами солнца. Обувшись в болотники, друзья надели рюкзаки, закинули оружие за плечи (у Матвеича — карабин «Сайга», у Казимира — старая двустволка) и двинулись дальше пешим порядком.
Первый язык прошли по узенькой тропинке между таявшим снегом и головокружительной пропастью, усаженной огромными валунами. По другому языку пришлось идти прямо по снегу. Снег подтаял, покрылся коркой, и двигаться приходилось медленно, пробивая снег на каждом шагу, чтобы, поскользнувшись, не загреметь вниз метров так на 300–400. Зато было прохладно. Но вот снег кончился, и дальше тропинка метров через 10 превратилась снова в дорогу. «К концу месяца растает и сможем уже на машине проехать», — подумал Матвеич, поджидая Казимира. Вокруг была такая красота, что только на Колыме и увидишь. Может, на Бали каком-нибудь и красивее, но здесь царила первозданная дикая суровая природа. Вверху на сопках лежал снег, вокруг цвели рододендроны, а внизу расстилался кедровый стланик. Далеко в дымке синели сопки, парил орел, и тишина, оглушающая тишина. Чистый воздух, чистая вода.
— «Скажи, но для чего тогда блистательные гордые султаны? Рабы и нищие зачем тогда?» — пробормотал Матвеич из любимого Хайяма. Казимир же глядел в бинокль и ворчал на свою беспокойную лайку, которая по своей молодости еще не понимала всей важности момента.
Вниз пошли ходко и остановились через час, когда на тропе появились первые свежие медвежьи следы.
— Всю дорогу загадил, засранец, — ворчал Казимир, — утром прошел.