Все разом заулыбались и задвигались. Ударили стаканами за удачу, за выезд. Больше одной бутылки никогда не пили. Спать улеглись в будке «Урала», машина приспособлена для охоты-рыбалки, и в ней можно жить даже зимой.
Утром, встав пораньше, напились чаю, убрали все следы своего пребывания и двинулись дальше. До обеда проехали по двум заброшенным полигонам, обследовали еще один ручей, но не нашли никаких свежих следов, и Матвеич решил ехать на Чимчан. К ручью подъехали часам к четырем, оставили машину и дальше пошли пешком.
Матвеичу местность была хорошо знакома, уже третий раз здесь. Пашу и Витьку послали наверх идти по правому высокому берегу, там может находиться пост наблюдения, если «хищников» несколько. Шли прямо по ручью, то и дело разглядывая в бинокли левый берег. Подходя к месту, начальник собрал всех за скалой, из-за которой уже просматривалась вся долина и где могли быть «хищники». Коротко обсудили ситуацию и, разделившись снова по двое, пошли осторожно по высоким берегам, укрываясь за кустами. Немного погодя Андрей жестом показал Матвеичу вниз — там явно видны были следы деятельности человека: небольшая запруда, кусок жести, доска.
«В прошлом году их не было, — подумал Матвеич, — значит, сейчас кто-то должен быть».
И тут же они увидели перед собой замаскированный в кустах шалашик, вернее, даже просто навес из полиэтиленовой пленки, небольшое кострище, чайник, пару кружек. Передав по рации Паше быть внимательней, Матвеич с Андреем тщательно обследовали находку. Чайник был еще теплый. Переглянулись с Андреем: только ушли, судя по кружкам, двое. Двинулись дальше, держа наготове оружие: «хищники» — люди отчаянные, и, подстраховывая друг друга, Андрей снова махнул рукой, показывая на мотоцикл «Урал», укрытый брезентом.
— Все, теперь не уйдут, — сказал Матвеич и дал команду Паше с Витькой спускаться вниз к ручью.
Собрались и здесь увидели примитивную проходнушку, следы отбора грунта, то есть явные признаки, что здесь мыли золото. Разобрались в отпечатках следов — где-то 44-й размер резиновых сапог. Все-таки, судя по ним, здесь был один человек, и следы уходили вверх по ручью. Видимо, основная стоянка «хищника» находилась в верховьях ручья и, судя по всему, он убежал туда либо где-то рядом прячется. А возможно, уже и прицелился из карабина. Матвеич тут же послал Пашу с Витькой осмотреть еще раз место около мотоцикла и шалашика — искать лоток, лопату, а сам с Андреем быстрым шагом пошел по следам вверх. Ручей становился все уже и уже, пока перед сопкой не превратился в пропадающие во мху струйки и лужицы. Вверх шли по лосиной тропе, следы упорно вели выше и глубже в лес. И наконец привели к избушке. Пока Матвеич держал на прицеле дверь, Андрей обошел ее сзади, прислушался и, показав жестом, что все тихо, подошел к двери и рванул ее на себя. Тишина. Но уже перед подходом к избушке они интуитивно почувствовали, что там никого не найдут. Быстро осмотрев избушку (начинало темнеть), почти бегом кинулись назад, уже не таясь и не маскируясь.
— Все-таки один, — сказал Матвеич, — и надо его до темноты найти; работал не менее шести-восьми дней.
Свою машину увидели издалека. Возле костра хлопотал Витька, а Пал Палыч расхаживал по стоянке и крутил в руках свою «Соньку». Уже подходя ближе, Матвеич разглядел возле машины какого-то мужика и с облегчением вздохнул: поймали. Сразу вопрос Пашке:
— Почему по рации не сообщили?
Тот развел руками: что, разве не знаешь нашу технику, вызывал-вызывал… Где взяли? Да сам пришел, спустился сверху.
— Вот так?
— Да.
— Мыл?
— Пока не спрашивали, вот машину подогнали — обед-ужин готовим.
— Ну, молодцы, самостоятельными становитесь! Давай его сюда, как зовут-то?
— Говорит, Гена.
Паша позвал Гену — здоровенного мужика, обросшего черной жесткой щетиной с руками-лопатами. Тот робко улыбался и молчал.
— Господи, какая дикость, — устало подумал Матвеич, — ведь это пахарь, работяга, попробуй-ка в тайге помой золото — это же адский труд, а мы гоняемся за ними. Но «duro lex, sed lex» (суров закон, но это закон), и статью 162 УК еще никто не отменил.
Спросил мужика:
— Как зовут?
— Гена.
— А по отчеству?
— Иваныч.
— Ну что, Геннадий Иваныч, много намыл?
— Да нет, Дмитрий Матвеич, только начал.
Матвеич глянул на Пашку. Тот улыбался и смотрел в сторону. («Опять мной стращал, ну, Паша!»).
— Сколько дней-то: шесть или семь?
— Сегодня восьмой день.
— Сколько намыл?
— Да вот, грамм десять, — и Гена достал из кармана комочек фольги.