– Что ж, – сказал Ингвар. – Что ж, да. – Он кивнул косматой головой. – Сразу видно, чей ты сын. Самый младший, не считая, незаконных, но сын Боерика. А это кое-что значит. Я всего лишь простой ремесленник, вернее, буду им, когда получу землю, а ты будешь царем или как там еще тебя назовут. Так не забудь меня, старого Ингвара, на коленях которого ты сидел дома, и позволь мне приводить для осеменения моих кобыл к твоим жеребцам.
– Конечно.
Эодан хлопнул Ингвара по широкой спине и пошел в лагерь. Фургоны стояли кольцами, образуя один большой круг, соединенный низкими брустверами из земли и бревен. И среди колес множество людей. Даже со своим ростом Эодан не мог далеко заглянуть за эту массу скандалящих, дерущихся рослых мужчин и женщин со свободной походкой.
Группа мальчишек свистит и борется у костра, а старуха мешает варево в котле на огне; голые белобрысые малыши роются в пыли, лают собаки, топают лошади. Мужчины кольцом собрались, играют в кости, выкрикивают ставки, проигрывают все вплоть до оружия – ничего, завтра все отберут у Мария и у самого Рима. Престарелый бард, которому холодно даже летом, кутается в поношенную медвежью шкуру и тупо слушает воинскую песню безбородого парня, чьи руки уже окрашены кровью. Юноша и девушка крадутся меж фургонов в поисках темноты, ее мать с горечью качает головой: совсем не так было в ее молодости, все эти бесконечные странствия привели к отказу от старых обычаев, и ничего хорошего из этого не выйдет. Раб еще с родины, волосатый и оборванный, неуклюже пытается схватить робкую девушку, захваченную у галлов, и получает пинок и проклятие от воина, который владеет ими обоими. Мужчина точит топор для завтрашней битвы, рядом храпят три друга с пустыми чашами от вина в руках. Тут и там, тут и там все становится для Эодана огромным водоворотом; голоса, и шаги, и звон металла – все как прибой, который он не слышал уже пятнадцать лет.
Он протискивается, улыбаясь тем, кого знает, берет у одного протянутый рог с пивом, у другого – сосиску с кровью, но не остается. Там, одинокий в ночи, он вспомнил о Викке, и ему пришло в голову, что ночь все же недостаточно длинна.
Его фургон стоит рядом с фургоном отца, вблизи повозок бога. В двух живут старухи, которые ухаживают за священным огнем, предсказывают будущее и произносят заклятия на удачу, они похожи на пустые кожаные мешки, и говорят, по ночам они летают на метлах. В одном фургоне хранятся величайшие сокровища кимвров: древний рог, деревянное изображение земного бога и огромное золотое кольцо клятв. В прошлом году, когда они поженились, Эодан и Викка брались за это кольцо руками. В том же фургоне переезжает Бык, но сегодня Боерик приказал поставить его на открытую повозку, чтобы все могли его увидеть и приободриться. Тяжелая статуя из бронзы, с рогами, словно грозящими звездам.
Кимвры ушли далеко и потеряли многие старые привычки, верования и ощущение принадлежности. Они даже больше не были кимврами. Это лишь главное племя из многих других присоединившихся к ним в пути. Были и другие юты, изгнанные долгой последовательностью влажных годов, когда урожаи не созревали и в канун летнего солнцестояния выпадал ледяной град. На долгом пути присоединились другие германские племена; гельветы с Альп и баски из Пиренеев, соседи неба; склонные к приключениям галлы отправились с пришельцами, чтобы весело грабить другие народы. У них не было общих богов, да они и вообще не слишком заботились о богах; у них не было долгой линии предков, на могилах которых нужно приносить жертвы; не было даже единого языка.
Их держали вместе рыжий Боерик и Бык. Эодан, никого не почитавший, почтительно щурился, проходя мимо зеленой рогатой статуи.
Он увидел свой фургон и рядом лучших своих лошадей. Горел небольшой костер, и Флавий присел возле него и тыкал в огонь палкой.
– Тебе холодно? – спросил Эодан. – Или ты боишься?
Римлянин встал медленно и гибко, как кошка. На нем была только рваная туника, которую как-то бросил ему хозяин, но он носил ее, как тогу в сенате. Эодану советовали не доверять этому рабу – пронзить копьем или по крайней мере выбить из него высокомерие, иначе он когда-нибудь ударит тебя ножом в спину. Эодан не обращал на эти советы внимания. Иногда он открытой ладонью бил Флавия, когда тот начинал говорить слишком резко, но больше ничего не надобилось, а пользы от него больше, чем от десятка неуклюжих северян.