А Ваня в этом видел скрытое издевательство.
Внимание вниманием, а распорядок дня, лечебные процедуры, беседы с лечащим врачом и прочие безобразия происходили с небывалой точностью и пунктуальностью.
«Внимание, внимание! Говорит Германия! Сегодня ночью под мостом поймали Гитлера с хвостом!» Сам не заметил Иван Семёнович, что произнёс эту чепуху вслух. Зачем он это сказал, тоже было непонятно. Видно, запарило требование всё время быть внимательным к исполнению правил социалистического общежития, принятых в учреждении.
— Что я говорил! Явное депрессивное расстройство на фоне обрывочных искажённых знаний истории Отечества. К психоаналитику больного немедленно! — возопил, как назло, оказавшийся рядом, Лечащий, — и Лхасарану Цэрэмпиловичу непременно доложить!
И, кстати, пусть аналитики покопают поглубже, насчёт ассоциативных связей образа хвоста, суеверных пережитков и отношения к теории Дарвина. Возможно, про хвост — это подсознательный протест против идеи происхождения человека от обезьяны! Каков, однако, прохвост! Ха! Задал нам задачу!
— Чего к человеку привязались? — вступился за музыкального педагога Вельможный Старик. — Знавал я во Французскую компанию одного по фамилии Гитлер. Так у него имение под Таганрогом душонок в триста было. Земелька кой-какая. Однако служил исправно. Полный Георгиевский кавалер. А что друг наш Иванушка про хвост бормочет, так, может, знакомы они. И в юношеских игрищах и забавах шутили так по-товарищески!
Кажется, у Лечащего внезапно заболели все зубы. Скривившись, но при этом ухитряясь почтительно улыбаться, он елейным голоском проговорил:
— Вашсиясство! Иван Семёнович многими годами младше Вас будет. Другое-с поколение... Да-с! «Печально я гляжу на наше поколенье!» Кхе-хе-с! А Гитлера-с вы другого знать в свои года изволили-с.
— С-с-с! Сыкаешь тут, а я говорю Гитлер — таганрогский помещик — стало быть, знаю!
— Ни секунды в этом не сомневаюсь!
— То-то же! А Гитлер Адольф Иваныч золота и ювелирных дел знаток был первостатейный! Даже собачка у него на драгоценности нюх имела. Получше, чем у иного столичного ювелира! Коллекцию его сам Император Александр Павлович хвалил. Смотреть изволил, будучи в Тагароге, незадолго до своего таинственного преставления.
Говорили приближённые люди, что большое впечатление на Их Величество произвели те драгоценности. Сказать изволил: «Быть не может! Золото партии! Собака, Борман!». За сердце схватился и вышел. Не с кем в тот день говорить не желал. А вскорости преставился, то ли исчез из дворца. Всякие слухи ходили…
«Немедленно Лхасарану доложить! Казус какой с собакой гитлеровской, однако! Старика — тоже к аналитику! Только в лхасарановом присутствии. Я такую ответственность на себя не возьму! Поди ж ты — опять «золотая собака» всплывает, а мы уж думали, знаем, где она (в смысле золото) зарыта.
А Старик каков! На кривой козе не объедешь. Сколько лет прошло. До сих пор кто таков, понять никто не может. Ан, и вовсе не таков! А каков? И на Старца больно похож, так тот давно преставился. А с самим Старцем ещё непонятнее».
Да-с, жизнь такая, что одними каламбурами изъясняюсь. Скоро-скоро, чую, самому аналитик понадобится. И терапевтик, чёрт его дери! «Фюр психотерапевтик унд психоаналитик! Хайль…Боже-е-е! (Царя храни!)».
А собаке было скучно…
«Кто такую чушь изрёк, что собака друг человека? Человека вот как раз другом собаке сделать можно. Если правильно его воспитать. А мои вековечные «хозяева», Дети недоделанные Невидимых, хоть и пытались мы их воспитывать многие поколения, никуда не годные друзья оказались.
Подумать только: кушать зимой бедненьким хотелось! Всё семейство наше в котлах сварили. Мы, собаки, животные хищные, нам мясо подавай. А охоты никакой не было в ту зиму, когда с обозами среди тайги зазимовали...
Что ж нам было, «хозяев» кушать! А нам и котелок не нужен. Настоящий пёс только сырое мясо признаёт. Мы их даже и не подумали к обеду подавать.
А эти поели всех собак, да самим туго стало без нас. Куда им без псарни на охоту. Да ещё в тайге!
Меня Дух Земли от ножа живодёрского спас. Спрятал в Утёсе. Худо-бедно перезимовала. Кобелишку мне подогнал. Правда, странного какого-то, из своих подземных владений. Этот женишок так, ничего себе был, видный.
Впрочем, сильно видный — в темноте светился! Говорил, под землёй иначе трудно жить.
А Дух Земной пожалел Племя. Позаботился, правда, за счёт моих детородных органов, им собачье поголовье восстановить. И так, дескать, рамсы попутал (у Базуки теперь живу, от него словечек и набралась). Так вот, попутал Дед рамсы, да не так переселил людей. Да ещё и бабло их не в тот банк скинул. В смысле лоханулся с малиной, то есть хранилищем.
Теперь люди, конкретно, на деньги попали. А без лавэ не срастается у них. Домой с этого пикника вернуться не могут. Слыхала, тут и Солнце с Дедом в подельниках. Оно и понятно. С подземным кобелём пожила, так объяснил, что дневной свет — потёмки.
А дурачьё, то есть, простите, Дети Невидимых (бред!!!) всё деньжонки ищут. Шаман их смекнул, что через меня можно с капиталами закантачить, раз из Недр Земных вышла. Вот и устраивают камлания с принятием мухоморного зелья. Да меня вокруг становища гоняют.
То есть они так думают, что каждый год свежую сучку из лучшего помёта берут. А на самом деле я сама всегда им мозги компостирую. Я ведь после зимовки в глубинах Утёса не старею. Только лучше и красивей с каждым годом делаюсь. Могу без дублёров работать.
Золото давно бы им показала. Мне подземный любовничек всё о переброске этих самых Слёз доподлинно рассказал. Он ведь любимый придворный кобель у Духа Земли. Могла бы стать главной придворной сукой. Дух Земли аж плакал, когда меня обратно к людям отпускал. Скучно под землёй. А я его развлекала своими рассказами. Он же Земной — все языки понимает: и лай, и вой, и рык. Даже все человеческие языки знает.
Но за свинство людское в первую зимовку шиш на постном масле они у меня получат! Нечего родню мою было есть. Так, ошмётки, отлетевшие при переброске казны, им показываю, а основной склад — не дождутся!
А дурак Дед Водяной меня у Племени стибрил, как мелкий воришка. Золото под Рекой да около в таких объёмах ему хуже, чем солдату вши.
Естественно, я сама с ним пошла: люблю приключения.
Попробовали они меня звонарю монастырскому Коляну подарить. Удумали тоже. Где хочу, там и живу. Такой характер показала, что сразу к Базуке в коттедж переселилась. Лучше там, чем в городской квартире.
Кольке разрешаю гулять со мной. Нравится мне в монастырь ходить. Понимаю — тоже к золоту подбираются. Могла бы поспособствовать. Нефтяной путь чую легко. Но фигушки им. Одно не понятно: Тогизбей на монастырской территории часто ошивается. Какой-никакой, а нефтяник. Мог бы сообразить. Или ему всё похрену? В его роль не впираюсь. С Монастырскими у него, кажется, порода общая. Только люди до собачьего понимания не дотягивают.
У нас хоть тридесять поколений с дворнягами путайся, зерно породы остаётся. Даже, если случайные родственнички куцым хвостом и кривыми ногами наградят. А у людей — «связи случайные — результаты печальные».
А музыкант здешний, Ванька, глаза на меня пучит, пытается вспомнить, где видел. Я ж его по берегу реки гоняла, рыбака-самоучку. Думал, на волка налетел, недотёпа.
Лучше бы на музыке своей играл. Тут хоть складно получается. И девки ему подвывают ничего себе. Не как добрая сучка на Луну, но слушать можно.
Жаль, что у таких умных животных своей письменности нет. Люди вон, куда глупее, а всё записывают. Мы же только на досуге мемуары составляем, да потом потомкам пролаиваем. (Может, я поэтесса?) Хорошая строка «потом потомкам». Можно добавить «Полканам и Фомкам». Рифма будет. И стишок бодрый, жизнеутверждающий!
Как ни верти, всю жизнь в голове держать собственные воспоминания для назидания потомков утомительно. Но надо же как-то передавать знания и моральные нормы молодежи. А то мельчать наша собачья философия будет. Так недолго и до уровня людей опуститься.
Жаль, что мои воспоминания только лаять можно, а записать — никак. Таким красивым языком ни одна собака ещё не лаяла.