— Господьс ним, с этим золотом. На что мне оно? Сыт, одет, обут. В почёте содержусь. Мне и бумажных денег не надо. Зря я Ваньку туда с лопатой по ночам гонял.
— Кстати, Граф, сделайте одолжение, познакомьте нас с этим Ванькой!
— Я бы рад, да боюсь, у него снова видения начнутся. И так уже двойник к нему беседовать являетя. Да только мой Ванька в женской гимназии служил, где и напугал я его, да ещё на Чистом Озере стреляться требовал. Вот эта моя потеха вкупе с утоплением одной из Вас и послужила поводом к Ванькиному помешательству. Боюсь, как бы хуже ему не сделалось, коли сразу трёх утопленниц увидит.
— Пойдемте, Граф! Уверяем Вас, хуже ему не станет.
Уговорили старика.
— Видите вон ту оранжерейку под стеклянной крышей? Там он все дни и проводит. За цветами ухаживает. В тайне от врачей букет Офелии для погребения неизвестной самоутопившейся девицы собрать мечтает. После выемки оной из пучин водных. Врачам я ему про это говорить больше не велел, теперь считается выздоравливающим.
— Славно! Мы его исцеление ускорим: сразу втроём и не утопленными предстанем.
— Решили, так идём. Заодно и от стужи осенней погреемся. Теплицу жарко топят.
Повезло Лилиям: сразу двух Иванов застали.
Иван Семёнович уронил из рук грабельки, которыми ровнял землю в кадке с каким-то заморским растением. Встал по стойке смирно:
— Честь имею представиться — Иван Семёнович Козловский. Служил в женской гимназии. Ныне душевнобольной по причине самоутопления…одной из прекрасных дам, удостоивших меня посещением. Виноват: так Вы всё-таки не утонули? Или после утопления Вас стало трое? Рекомендую Вам моего знакомого — Иван Семёнович Козловский, преподаватель. Будьте добры, Иван Семёнович, дальше сами: сложно название вашей службы произносится.
— Преподаватель педагогического колледжа на Белой Горе. Знаете ли, там тоже исключительно девушки обучаются. Специальности такие: преподаватель начальных классов и учитель музыки в общеобразовательной школе. Позвольте поинтересоваться: топился кто-то из присутствующих дам или нет? Простите за нескромность.
— Да ладно! Давайте без церемоний. В Озеро входила, но без намерений свести счеты с жизнью.
— Так для чего тогда? Весна очень холодная была, хотя и жара весенняя стояла.
— Закаливалась. По смешанной системе индийских йогов и Порфирия Иванова одновременно.
— Да…закаливаться весьма полезно. А не опасно для здоровья в столь нежном возрасте?
— Нисколечко: самой младшей из нас больше двух сотен лет.
— А я думал, вы тройня. Ни лицом, ни фигурами не отличаетесь.
— Мы тройня и есть, только матушка нас с большим перерывом родила.
— А-а-а. Тогда понятно.
— Вот и отлично, не будем больше об этом.
— Дорогие Иваны Семёновичи! Мои сестрички не очень разговорчивы, они уполномочили меня с Вами побеседовать от лица всех нас.
— Мы? Неразговорчивы?
— Я хотела задать лишь один вопрос: довольны ли Вы своей нынешней жизнью? Отвечайте первым Вы, педагог гимназии.
— Я? В целом доволен. Я цветы люблю, на прежней службе уже не восстановят. А здесь условия хорошие. И с Их Сиятельством мы подружились.
— Вы, Иван Семёнович из колледжа?
— Жить и здесь можно. Но доктор обещал документы о полном излечении оформить. Хочу попробовать заняться прежней деятельностью. Работа мне нравится, и платить стали сносно. А Хозяйка Белой Горы кто из Вас будет?
— Я тебя, Ванечка, в твоём детском путешествии встречала. Просто гуляла по пещерам и пошутила. Но теперь это неважно, ведь ты здоров, так не будем тебя путать. Главное, братец твой Ерошка отыскался. — Лилия, сболтнув лишнего, прикусила язык.
А вы так прямо из Франции под нашей Горой гулять приходили? — смущаясь, задал вопрос Иван из педколледжа. Помолчав пару секунд, добавил, — я один в семье.
— Вот и прекрасно! Вопрос обоим: Вы понимаете, что два одинаковых человека, в разных веках, но с одним именем и профессией это несколько странно?
— Понимаем. — В унисон ответили Иваны. — Но это ведь всё от болезни.
— А если я скажу, что Вы оба абсолютно здоровы и есть способ объединить Вас в одну личность?
— Простите, но мы две разных самостоятельных личности.
— И то верно. А вы, Ваше Сиятельство, не желаете произвести какие-либо изменения в своей судьбе?
— Зачем мне, старику, такая морока? Живу, как на даче. На особом положении. Что басни про меня плетут, так привык давно. Иногда сам поверить готов, поскольку болен. Братцы б мои двойники-тройники не досаждали, и совсем бы хорошо.
— Дело поправимое! Лили! Куда подевался твой Лев Николаевич!
— О! Он был вполне порядочным человеком. Не жадным. Содержал меня прилично. Но обстоятельства заставили его вернуться на Родину, где он с небольшим сдвигом во времени стал всем известным литератором. Мне выделил вполне достойную ренту. Домик наш за мною оставил. Писал иногда. Женился. Супругу, кажется, Софья зовут. Но, возможно, я что-то путаю.
— Лилиан! Что с твоим спонсором?
— Ты же знаешь, сидит в подвале…
— Достаточно, сестричка, неразговорчивая. — Далее последовал вопрос Их Сиятельству:
— Кто изо Львов, Ваше Сиятельство, беспокоит больше на сегодняшний день?
— Этот, который скользкий из Верхеудинска, досаждает. Есть подозрение, что хочет как-то со мною объединиться, что-то выведать. Врачам не жалуюсь: микстуры у них больно противные. А второй, который приличный, давно не являлся.
— Если мы избавим Вас от внимания этих господ?
— Тогда мне вовсе хорошо заживется.
— Итак: близнец-литератор сам ушел со сцены. Чумский и Верхнеудинский Вас больше не побеспокоят.
— Спасибо, милочка! Прости, что так вольно к тебе обращаюсь, но это только доверчивый Лхасаран мог поверить, что ты Принцесса. Каковская-то. Видал я на своём веку и принцесс и герцогинь. Ты получше их будешь. Это я — старый вояка и придворный ловелас тебе говорю: определённо лучше. И сёстрам твоим ни одна герцогиня в подметки не годится.
— Вот это комплимент!
— Не разучился ещё дамам приятности говорить. Но сейчас от всей души сказал!
— Подводим итог: все опрошенные своим положением довольны, учитывая внесенные сегодня поправки
— Истинно так! — За всех резюмировал Граф.
— Тогда просим Их Сиятельство проводить нас к Доктору. Наш визит завершён.
Распрощались. Вернулись к главному входу лечебницы. Лхасаран Цэрэмпилович тут как тут: довольны ли Принцессы визитом?
— Мы в восторге, Доктор! Примите в знак уважения к Вашим врачебным и учёным заслугам вот это небольшое пожертвование. Прохор, будь любезен, подай саквояжик!
Лилия извлекла из саквояжа слиток золота размером с добрый кирпич. На немой вопрос Доктора ответила:
— Мы, Принцессы, банкам не доверяем. Особенно в России, где, по словам вашего знаменитого писателя, две беды: дураки и бездорожье: Omnia mea mecum porta! Надеюсь, в сибирской глуши латынь ещё не позабыли.
— Как же, как же: всё своё ношу с собой! Известная пословица.
Трогательное прощание и отъезд Принцесс умилённо наблюдали присутствующие служащие и больные.
— Прохор! Сестричек моих домой! Меня положь туда откуда взял — приказала Лилия
— Как это, барыня??
— Свези меня туда, откуда похитил, ненадолго.
— Так это шофёр наш нужен. Я только лошадьми править умею, и как Переход совершать мне неведомо.
— Так мы его с собой пригласим.
Страсти и возмущение Белой Горы (продолжение)
Не ведали ранее крепость и городок при ней такого возмущения: блудница Лилька до бесноватости парня довела своим умением бесстыдным! Мало, что самой ею до полусмерти потешился, так ещё из дома сбег и Воеводы дочь похитил! Не иначе уже испортил девицу!
Искать дочь и злодея Прохора сам Воевода отправился. Всю дружину поднял. Вольные мужики своей охотой пошли, за ними взъярившиеся бабы потащились кто с ухватом, кто с кочергой. А Лилька своё получит. Воевода уже указ велел зачитать на плацу: