— Я уже их представляла: это весь цвет великой и ужасной Ложи.
— Принцесса! Я бы не стал столь категорично утверждать, что здесь все главари этой банды. — Поправил Лилию священник.
— Это организация, которая миром завладеть решила. Веками к этой цели шли, по временам, как клопы, ползать научились. Рассчитывали, коли мировыми запасами золота и нефти завладеют — быть им владыками над всем миром. — Лилия глянула на отца Евлампия. — А Вам, батюшка, откуда про Ложу известно?
— Много у меня времени было, чтобы понаблюдать, да поразмыслить, что это за публика. Не вся шайка в сборе.
— Но Магистр утверждает, в Чумске сейчас всё их руководство…Продолжу для остальных собравшихся:
Слёзы Родителей Невидимых им все планы спутали. После того, как с нефтью соединившись, на Север ушли, и Разброс через то учинился. Думаю, этого достаточно: я как ведущий специалист одного странного института, который щедро финансировался Ложей, могу сделать обстоятельный доклад, часов, скажем, на пять, но вряд ли кому-то из присутствующих это будет интересно: господа из Братства сами всё знают, остальным достаточно сказанного.
— Конечно, уволь нас, любимая, от своего доклада. Можно выносить приговор. Но мы сгораем от любопытства: отчего у этих людей такой странный вид. Так принято в Братстве?
Излишне говорить, что смех, среди знающей части присутствующих был оглушителен.
— Господа взяли меня и моих сестёр в плен. Причина? Вся информация и документы Ложи по золоту и нефти, а также по очень интересовавшему их Разбросу, как ещё одному могучему средству вершить судьбы мира, были мною спрятаны в очень надежный и хитрый сейф. Сильно нужны были господам эти документики и моё сотрудничество: без меня бы они в тех бумагах и материалах ничего не поняли. Вот и решили нас, как слабых беззащитных девушек напугать: заточить в подземелье под этим дурацким домом, в камеры, куда загодя разложили приманки для грызунов. Само собой грозили обеспечить достаточное количество вшей и прочей гадости и создать нам очень неприятные условия быта.
— Эх! Рано я пообещал, что страшного ничего больше на сегодня не планируется! Этих мерзавцев, поднявших руку на мою жену и сестёр, я бы строго наказал.
— Любимый, дело в том, что никакой руки, ни правой, не левой они поднять не успели: верный наш Прохор, с которым ты был незаслуженно сегодня суров, уже готов был с дружиной прийти на помощь. Господ и поместили под надёжной охраной в приготовленные для нас казематы.
Шутки ради мы даже пообещали им ещё более суровые условия содержания. Думаю, это было справедливо: не сажать же в подземелье здоровых мужиков на таких же условиях, как слабых девушек, да притом, что две из них французские гражданки и привыкли к комфорту.
Мы, конечно, всех страстей, что им наобещали, делать не стали: самим хлопотно. А обрили для забавы…и в гигиенических целях.
— Да! Признаюсь, я в затруднении. Что прикажете с этими господами делать?
— Дозволь сказать, Великий Хан. — Поднялся один из дружинников.
— Говори, коли есть что предложить!
— Все мы знаем, Разброс болезненно пошутил с многими из нас. Я вот, долго в конце 20-го и в начале 21-го веков маялся. Вы мня в кафтане, наверное, не признали. Это я с Прошкой барыню похищать ходил и за вами сегодня с ним приезжал. Шофером был, потом перестройка, безработица…Бомжем был — последним побродягой бездомным.
— Это что ли каликой перехожим али изгоем? — поинтересовались дружинники.
— БОМЖ — кратко называют людей Без Определенного Места Жительства. Много таких по Руси сейчас бродит, многие память о себе и прежней жизни потеряли.
— Ты предлагаешь их в 21 век отправить такими вот бродягами беспамятными? — Спросил Фируз.
— На себе испытал: память только в этом доме вернулась. Как они меня опознали, что я из Разброса, не знаю. В себя пришёл, объяснили, что им шофёр нужен и кучер.
— Без памяти и мне довелось пожить, бродяжничал тоже много. Так говоришь, тяжко в том веке бездомном да беспамятному? Мне про то неведомо: я, когда детей своих узнал да все языки вспомнил, быстро известным певцом стал. Ту сторону жизни, о которой ты говоришь, не изведал.
— Лилия, достаточно у тебя Силы, чтобы вон исторгнуть этих злыдней?
— Маловато, Фируз! Не справлюсь. Шутка ли, целую организацию преступную с многовековой историей и традициями распылить!
— Я могу Силу золота колчаковского прибавить к Силе ваших Слёз. Только нужно мне в руку дать ваше изделие золотое или самородок.
— Где взять-то сейчас?
— Удивлю тебя, Принц, и весь народ заодно потешу. Аида, давай свой сувенир! — Подмигнул артистке Корнет.
Молодая певица подала старику «комсомольский значок». Тот стал разминать его, и алюминий вскоре приобрёл мягкость пластилина. Вскоре металл в руке корнета сильно увеличился в объёме. Он уже едва справлялся с тяжёлой металлической массой, помогая своей здоровой руке обрубком. Немного времени прошло, и масса в руках корнета стала жёлтой, понятно, что это уже вновь было золото. Придав тяжелой плите прежний объём, форму и качество, старик несколько раз огладил поверхность. По периметру проступил старинный орнамент, в центре — славянская надпись: «Зде покоится…и далее».
Всех такое чудо заинтересовало, а бритые Братья пришли в крайнее изумление и возбуждение.
— Вот почему она нигде не обнаруживалась! Наш человек следил за Писателем до самого его прибытия в Кострому. Что на ней написано, Принцесса Лилия? Умоляем, прочтите! Мы же всё равно по вашему приговору памяти лишимся. Последняя просьба осужденных всегда исполняется!
— Лилия, будь любезна, объясни господам! — будничным усталым тоном попросил жену Фируз.
— Объясняю: эти болваны надеялись, что, не выдержав заточения, я отдам им документы Института и прочту содержание надписи. Они считали, что эта надпись — ключ к пониманию сути Разброса. И граф Брюханов какие-то сплетни по всей Сибири собирал, про тайные письмена, которые приведут к небывалым сокровищам.
Про документы могу сообщить: их просто нет, все нужные сведения хранились в более надежном месте, в моей памяти. В сейфе лежали исключительно одни никчёмные бумажки, вроде моей аналитической записки.
Ментальный шифр — тарабарщина, выдуманная мною: если бы я хоть раз соединила свою энергию с мозгом Главного, то мигом поняла б, что он — кукла. Вот с ним Лысое Братство меня здорово околпачило.
Пленники пришли в великое расстройство; столько времени и средств потрачено на Институт, а эта бестия, оказывается, просто водила их за нос!
— Что касается второй части. Пусть Сука говорит. Давай матушка — твоё соло.
— Почту за честь выступить вместо Лильки и певца. Как многие уже слышали, хозяином моим был Лилькин отец.
Семья у них была не знатная и небогатая. По любви женились, не по родовитости.
В те времена грамоте учили только ханских детей, шаманов, да ребятишек из очень знатных и богатых семей. Невидимые Родители, хоть и заботились о достатке Детей, но всё равно были среди них знатные и именитые, род свой напрямую от Отца Орла и Матери Рыси числившие. А были и попроще, значит и победнее. Им грамота была ни к чему, ремеслом да трудом земледельческим без орнаментов знали, как заниматься.
Лилькин отец совсем не богатым был. Отродясь в их роду грамотеев не было. — Беременная Сука, закряхтев, взгромоздилась на задние лапы. Передние изображали барабанную дробь. Словно на цирковом представлении перед эффектным трюком. — Лилька — тоже неграмотная!!! Получили, господа-Братья? Зря вы, лысые черти, за ней гонялись!
— Я вас утешу перед тем, как вы отправитесь каждый в своё путешествие: содержание орнамента было известно моей жене. — Сообщил ошалевшим от новости Братьям Фируз. — В день, предшествовавший свадебному обряду, Золотых дел мастер нашего Племени по приказу моего отца изготовил эту таблицу и надпись. Содержание надписи я прочёл моей невесте, прежде чем мы отправились для Обряда на Чистую Гору:
«Сей день — день бракосочетания моего сына и наследника и нежно любимой им девицы Лилии. Надпись сия да украсит стену их супружеского дома по возвращении их с Чистой Горы мужем и женой».