— Ты, Принцесса, далее слушай. Есть она мысль.
— Что так мало?
— А ты и сейчас, перед лицом опасности, шутить не перестаёшь. Это похвально. Даже для бессмертных. Да только, когда войско и соратников погубишь, толку от твоего бессмертия мало будет. — Дайте мне комнату, да не мешайте: могу по памяти тот давний взрыв, что меня на долгие годы подземным жителем сделал, воспроизвести.
— Ты что, полгорода и нас заодно решил взорвать?
— Что ты, Принцесса! Я сей взрыв, как бы это сказать, лишь ментально произведу, воспользуюсь его Силой, вроде как ты своей пользуешься. Его дальше нашего двора никто не услышит, а огнестрельное оружие из строя тем ложным взрывом выведу. Вот тогда и сечу можно творить.
— Дерзай, Корнет. Освободите ему помещение, на которое укажет, и стерегите, чтобы кто случайно не потревожил. — Приказала Лилия.
Ушёл корнет. Запёрся. Через короткое время страшной мощности взрыв потряс дом. Корнет, ослабевший от нервной нагрузки, но явно довольный проделанной работой, вышел из пустой комнаты:
— Командуй, Принцесса! Пусть Ерофей свою дружину на смертную сечу выводит.
— Ерофей! Выводи своих молодцов на дело ратное. Помни — кнехты те могут оказаться непростыми противниками. Не все ещё возможности ныне почившей Ложи нам известны: могут привет прощальный послать. Шофёр, а куда, позволь спросить, ты отправился? Ранят тебя, или не дай того Духи, убьют, кто нас на лимузине катать будет? Сядь рядом с Прохором. Под командование Агафьи поступаешь.
А Ерофея с уже готовыми к бою Кафтанами вопрос мучил:
— Матушка! Коли они теперь без своих винтовок безоружны, не честь будет с таким противником биться!
— А ты, старик, выйди да глянь. Они и ножевому бою, думаю, обучены. Пойдут на равных на ваши сабли. Может, и хитрость тут, какая имеется. Не воинами называл сих кнехтов гроссмейстер Пьер Анри Жан де Лафонтен, а живым материалом. Как думаешь, Атаман, к чему бы это?
Обнажили клинки Кафтаны да разом и ринулись в атаку со всех выходов и окон. Глядь, а вместо винтовок у каждого кнехта по сабле хорошей работы образовалось. Да ножи боевые в левой руке у каждого зажаты.
Корнет требовал, чтобы и ему дали саблю, как офицер не желал в стороне оставаться, когда товарищи насмерть биться вышли, Лилия запретить пыталась. Воинская дисциплина сильна ещё была в старом воине. Но взмолился, как о милости:
— Не заставляй, Принцесса, впервые в жизни приказ нарушить! Пусти на сечу. Уйду ведь самовольно! Рука почти не болит.
— Дайте ему саблю. — Ничего больше Лилия не сказала старику. Хотела, но не время ныне для церемоний.
***
Великая была сеча. Выстояла Вольница.
***
Вошёл Ерофей в гостиную — глаз от крови не видно.
— Ранен?
— Слегка старую голову поцарапал о вражеский нож. Товарищей наших полегло много. Мне старому смерти нет. Значит, понадобится ещё моя служба.
— Послужишь ещё, старый вояка! Какие потери у кнехтов?
— Не понять их потерь, барыня: они вроде и мёртвые, а вроде живые.
— Не понять, что такое ты рассказываешь. Вели сюда для образца доставить одного точно живого, а второго, который по-твоему, ни живой, ни мёртвый. Освидетельствуем с Корнетом. — Приказала Лилия.
Доставили.
— А что это, господа дружинники, лица у кнехтов одинаковые? Или мне мерещится?
— Не мерещится, барыня. — Загалдела Вольница. — Мы, как ратиться с ними вышли, сразу сие сходство заметили: перед смертными вратами и перед доброй сечей зрение острее становится; да некогда было в гляделки играть. Рубились они исправно, но странно, словно на плацу воинские артикулы отрабатывая: все одним приёмом. Таких вроде перебить просто, а они наших другов вон сколько положили.
— Что скажешь, Корнет? — Лилия с надеждой глядела на подземного провидца.
— Не пойму, Принцесса. Думать надо. — Усталый воин наклонился над телами побеждённых врагов.
— Некогда думать. — Вмешалась Собака. — Я, по людским понятиям, существо неразумное. Дайте мне бездумно вражин освидетельствовать. — Не дожидаясь согласия, Сука подбежала к «образцам». Обнюхала. — Они оба неживые. Вернее — оба живые. Торопиться надо.
— Ты здорова ли? Что такое тут нам рассказываешь?
— Спасибо, Матушка. — Оболенский, нашёл недостающее звено в своих рассуждениях. — Собака истину говорит. Я, старый, сразу и не сообразил: это и есть тот самый живой материал. Торопиться потребно. Сии кнехты по подобию одного живого человека сотворены, и одна у них с ним общая жизнь. А человек сей в этом самом дому бывал. Теперь в путешествие отправился. Он к нему все устремления кнехтов направил. Чувствуют они его на любом расстоянии. Малое время пройти должно, чтобы через этого человека их общая жизнь восстановилась. Только не получится на этот раз: прототип их ныне беспамятен. Не признает своих двойников. Стало быть и помочь не сможет.
— Кто же это, Отче?
— А много здесь постояльцев было. Присмотритесь. Может, признаете.
— Некогда нам с личностями разбираться. Скажи, Корнет: куда этих ни живых-ни мёртвых девать будем?
— А пусть молодцы снесут их в дом. Немного времени пройдёт, и нелепое здание это рассыплется в прах. Даже следа его горожане не приметят. Никто и не вспомнит, что оно здесь стояло.
— Это как?
— Так вот, Матушка: видала мои таланты уже. Стало быть, понимаешь — мне в пыль стереть этот притон вместе с материалами ничего не стоит. И греха на душу не возьму при этом: кнехты — не Божье творение.
Судьба дома и его кратковременных постояльцев была решена.
***
Лилия обернулась к уже пришедшему окончательно в себя Прохору:
— Теперь твоя с шофёром служба. Заводи лимузин, активируй прибор, что от Ложи достался. Нас на Празднике Лесной Благодати ждут. Сколько можно терпение Духов испытывать. Они всё ещё там день держат. Где шофёр?
— Машина готова, барыня: как я понял, её из машины в карету преобразовывать не понадобится. Это много легче.
— Дружина пешим порядком, не привлекая внимания, движется к порталу. Проводник — Собака. Лично, Матушка, отвечаешь за транспортировку. Всем быть в боевой готовности. Тяжелораненых и погибших лимузином доставить к Золотым Вратам! Раненых вылечим. Почивших достойным погребением почтим. Лимузину не задерживаться, нас переправлять будешь.
Все бросились исполнять распоряжения. Кажется, мига не прошло, а растворившийся в темноте лимузин уже во дворе стоит, новых пассажиров принять готов.
Праздник Лесной Благодати
Невиданный летающий чум с блестящими белыми боками возник посередине Праздничной Поляны…
Лимузин опустился прямо в самую гущу празднующих. Из дверей вышли Фируз и Лилия с детьми, Собака, все вновь прибывшие.
Вольница, доставленная через Золотые Врата, стояла отдельно: негоже на праздник с мертвецами и ранеными являться.
— Приветствуем Вас, почтенные господа! Духи свидетельствовали Ваше появление. Не ждали так рано. Едва по первой чаше испили. Сейчас только настоящее веселье начинается. Присоединяйтесь к нашему торжеству!
— Присоединимся, только чуть позже. Пока я должен спросит тебя, Шаман, — по-какому праву ты выступаешь здесь как главный?
— Я отвечу тебе, незнакомец. Отвечу потому, что подсказывают мне Духи — имеешь ты право спрашивать. Я — Турухан, шаман Племени Детей Невидимых Родителей. Наш законный Владыка, Хан Тогизбей, исчез много дней и лун назад. Невидимые Родители приказали мне взвалить на свои плечи нелёгкий груз правления. А в день Праздника Лесной Благодати я на один день становлюсь Вождём всего живого в Тайге.
— Понятно, уважаемый Турухан. Командуй и далее праздником. А от обязанностей Хана я тебя освобождаю.
Ужас объял Племя: что говорит этот несчастный, явившийся не понятно откуда? Не накликал бы беду! Знать лихие времена наступают для Детей: не успели отойти от внезапного появления вооружённых людей, обременённых скорбной ношей, а тут неизвестный дерзает отменять распоряжения самих Невидимых.