Дело сделано. Под благовидным предлогом срочности сборов компания путешественников была милостиво отпущена с аудиенции.
Уже садясь в карету, контесса больно ущипнула Изабель и прошипела:
— А без фокусов со львами нельзя было обойтись?
— А все время называть нас бедными родственниками и глупо при этом хохотать, обязательно было?
***
— …А вообще, мне кто-нибудь скажет, что это за контесса и что за инфанта Изабель. Она чья — испанская или португальская? — Догадался наконец поинтересоваться король. Но кроме Анны Австрийской рядом с ним в этот момент никого не было.
— Сир! Верьте моему слову: Валькирьяни — известнейшая фамилия в Испании.
— Да, моя супруга! В Ваших словах мне никогда не приходилось сомневаться! Пойдемте же веселиться!
Былинные времена 2
Каганат
На берегу Большой Реки стоял дворец Тугарина Змеевича. Надо сказать, что Тугарин Змеевич — давно уже было не просто именем. Это была должность. Много таких злыдней Тугаринов на все четыре стороны света расползлись змеями по Руси. Тугарин — злой богатырь, потомок Тугор-хана. Деточки его были разбойниками почище папаши. Набеги затевали, дань требовали. Со всеми Русскими богатырями ратиться лезли. Вот и Тюркским Каганатом в Казахских степях правил такой Тугарин Змеевич.
Здоровый и вредный мужик был. Жадность и злоба душили Змеевича: Русичи еще края, ему доставшиеся, не освоили. А ведь известно: с Русичей дань драть — милое дело. Сами привезут, сами посчитают, сами в крепкие амбары сложат.
Ну, повоюют немного, как невтерпеж Тугаринское самоуправство терпеть станет. Повоюют да снова к своим пашням, лесам да пастбищам возвращаются.
Ну, иногда богатырь какой, вроде Алеши Поповича или Добрыни Никитича, не стерпит. Накостылять крепко может. Говорят, и сам Илья Муромец в сердцах заушению одного из Тугаринов подвергал. Но не до смерти же. Раны да синяки быстро заживают. Подлечился чуток, и жди нового поступления дани.
Наглец Казахский Тугарин, как и все его коллеги был редкостный. Но не было у него под началом трудолюбивых и мирных Русов. Спору нет — не бедно жил Тугарин. Все окрестные племена ему дань тащили лошадьми, баранами, рыбой, войлоком, тканями. Даже кое-кто и деньгой платил. Но, мало! Мало! Удел Тугарина был огромен — все пространство между двух больших рек, текущих в Студеное Море. А дохода — Ма-а-а-ло!
Велел Тугарин своему Великому Визирю лазутчиков во все стороны разослать. Не давала Змеевичу покоя байка, рассказанная начинающим выживать из ума Визирем про Боевых Кобылиц. Шпионов в городе Чумске по всем пивным и борделям посадить велел. Плачет Визирь: нет такого города! Он только на ярмарку проявляется вместе с дорогами. А так, его еще даже строить не начинали.
Точно из ума выжил! Как это нет города, а торжище великое в этом городе есть? Молвил свое Змеевское слово:
— Коли ты, болван старый, не сыщешь мне лошадей и их хозяек и не договоришься с ними о дани за торговлю боевыми лошадьми, стало быть, врал ты все. В детство впадаешь и сказки своему Владыке рассказываешь. Так вот: велю я тебя разорвать конями накрест. Тут волшебные лошади не требуются, обычных из любого табуна возьмем.
Прогнал верного Визиря с позором и угрозами. Даже сапог на этот раз поцеловать не позволил. При всем народе ногу изволил отдернуть. Какой позор!
…Погоревал Визирь, втайне ото всех поплакал старческими слезами, привычка у него такая от тяжелой жизни завелась, да отправился в Чумск: ярмарка вот-вот должна начаться, стало быть, и город уже проявился.
В Чумске Визиря знали все. Относились спокойно и уважительно: чужой придворный, его хозяину никто здесь не подвластен. Пусть себе бродит, ярмарка — она для всех.
Старик времени даром не терял. В самых скандальных кабаках посадил своих шпионов. За всеми дорогами наблюдать нанял ватагу лесных разбойников. Заплатил им вперед золотом, чтобы разбойным промыслом своим не занимались, а наблюдали дороги и обо всем необычном ему, Визирю, докладывали.
Наблюдали дороги разбойники или нет, однако, ограбленных было не меньше, чем в прошлые ярмарки. Оно и понятно: большое торжище сулит большую прибыль не только купцам, но и лихим людям тоже.
Ждал-пождал Визирь: надо было в этом странном деле с кобылами, оставляющими за собой могильные курганы, разобраться. Иначе смерть его ждала. Лютая и позорная.
Вдруг – удача! Передали Визирю со всем почтением приглашение — явиться в дом на Бочановской улице. Сказали, знатная дама, что лошадьми небывалыми торгует, хочет с ним беседовать по обоюдоинтересному делу…
***
А тем временем ко дворцу Тугарина, владычествовавшего между двух великих рек, приближалась невиданная рать. Были люди ободраны, грязны, но грозны. Доспех боевой хороший имели. Одни щиты богатые что стоили. Были на людях тех странные шлемы с рогами.
Пригляделся Тугарин, а чуть ли не больше половины воинов — женщины. В обозе на грубо сооруженных повозках ехали дети разного возраста. Ехали и какие-то женщины, явно знатного происхождения, и не воительницы. Платья на них, когда-то богато украшенные, сейчас были грязны и ободраны. Но держались дамы с достоинством главных жен самого Великого Хана.
Впереди войска тащили сделанные из дерева головы невиданных зверей, если верить сказкам, слышанным в детстве, драконов. А впереди драконов шли важные мужики со щитами, повернутыми внутренней стороной ко дворцу, и зачем-то измазанными белой краской.
Конный караул Тугаринова дворца выехал из ворот и ощетинился пиками на нежданных гостей.
Гости, видно было, люди не робкие, но на рожон не лезли. Вежливым пинком выставили вперед толмача, того, что пленен был в устье Могучей Реки. Еще один легкий пинок — и толмач заговорил, да так складно, словно грамоту, заранее написанную, читал.
— Великий вождь Бьорн приветствует здешнего Властелина. Видим великолепие его замка, видим его могучих воинов. Воистину велик хозяин такого замка.
Мы — великие мореходы из далекой северной Скандинавии. Наши корабли потерпели крушение в самом устье Могучей Реки. Великий Бог — Одноглазый Один желает, стало быть, окончания похода. Путь наш был труден. Мы и наши женщины с детьми устали, и нам необходим отдых и хорошая еда. Еще мы хотим много крепкого меда или пива.
— Я что, похож на сумасшедшего — запускать к себе во владения грязных оборванцев. Да еще и медом их потчевать. — Тугарин выехал из ворот дворца на жеребце местной породы. Для него выбирали самых крупных жеребцов. Был тот конь-переросток, однако, на удивление грациозен. К тому же чувствовалась хорошая выучка.
— Так вот я и говорю: похож я на сумасшедшего?
Это было полной неожиданностью, но все бродяги, включая детей, дружно крикнули на своем языке: «Похож!».
Толмач боялся переводить, но перевода и не требовалось. Тугарин и его войско прекрасно поняли смысл выкрикнутого чужеземцами слова.
— Что же, иногда приятно поговорить с равными себе по разуму. Вы ведь тоже сумасшедшие. Один, выживший из племени, — Тугарин усмехнулся — из бывшего племени, которое платило мне дань, рассказал, как вы нарушили их законы гостеприимства, отвергли их женщин. Да, чуть не забыл! Он сказал, что вы залили угли их священного костра своей мочой. Неужели это правда?
— Правда. — Через толмача отвечал Бьорн. — Мы сняли головы драконов с наших драккаров, чтобы не злить их местных Богов. Мы, как и вам, показали щиты, окрашенные белой краской — знак мирных намерений. Нам надо было только пополнить припасы и выпить доброго пива. А эти дикари хотели нас отравить каким-то ядом из грибов, а потом были настолько дерзки, что попытались подсунуть нам каких-то страшилищ, пахнущих рыбьим жиром и слежавшимися звериными шкурами. Они своей дерзостью не оставили нам выбора.
— Да, действительно, чужеземец, — выбора у вас нет. Складывайте оружие. Я понес по вашей вине невосполнимые убытки: это истребленное вами племя больше никогда не сможет заплатить мне дань.
Так что складывайте оружие: жить вам до завтрашнего утра, пока я распределю, кому отрубить голову, кого посадить на кол, а кого порвать конями. Такое распределение — тяжелая работа. Это искусство. Каждый из вас получит самый подходящий для него способ казни.