Выбрать главу

— Маруся! Марусечка! — говорил тихо Андрей. — Прости меня, пожалуйста! Прости!

Андрей опустил руку в бидон и взял ватными от расстройства пальцами Маруську. Она слабо шевельнулась в его ладони.

Андрей вытащил Маруську и опустил руку к самой воде. Мелкие волны ударялись о ладонь и омывали ослабевшую Маруську.

Целую минуту она не двигалась. Потом слабо шевельнулась. Андрей опустил руку в воду поглубже. Волны уже били над его ладонью, над Маруськой.

Маруська вздрогнула. Словно очнулась от глубокого тяжелого сна. Она медленно сползла с Андреевой ладони и остановилась. Как будто отдыхала. И пока Маруська стояла в воде, хвост ее шевелился все быстрее и быстрее, пышнел на глазах. Словно Маруська вбирала в себя энергию из реки Искры. И вдруг Маруська поплыла вперед. И все дальше и дальше от Андрея… Вскоре она исчезла в глубине, словно затонувшая золотая звезда. Андрей стоял на берегу и плакал…

Вернулся Андрей домой раньше матери. Когда та пришла, то ничего не заметила. Прошла по комнате, включила свет, спросила:

— Ты чего это впотьмах сидишь?

Андрей ничего не ответил. Он лежал на кровати и делал вид, что спит.

— Рано что-то лег сегодня. Заболел?

— He-а. Устал.

Мать села за стол, налила себе остывшего чаю, отхлебнула и сказала:

— Золотой ручей вернулся.

— Кто тебе сказал? — Андрей приподнялся на локте.

— Да Шура. Дядя Вася только что с рыбалки пришел, сам видел.

Дядя Вася был мужем тети Шуры, маминой подружки. Он заядлый рыболов, ходил вверх по Искре далеко-далёко. Иногда полдня шел до своего заветного рыбного места.

— И где же теперь Золотой ручей?

— Да у Корабельной рощи… Только ты не вздумай туда ходить. Слышь, Андрюша? — встрепенулась мать.

Корабельная роща была от деревни далеко. Идти до нее часа три…

Ночью Андрей проснулся. За окном страшно шумели деревья и кусты. Казалось, что дом обступили великаны с гигантскими бумажными вертушками в руках. И дуют на свои вертушки изо всех сил.

Андрей долго прислушивался, как бушует ветер. Вдруг ярко вспыхнула молния. Потом треснул гром. Прямо над самым домом разломилось небо… Мать проснулась от грома, вскочила с постели, зашептала:

— Надо же! Гроза! А у меня белье во дворе!

Андрей видел, как металась мать, как принесла охапкой со двора белье… Молнии плясали над деревней. Их дикий, холодный, как лезвие ножа, свет залетал в дом, на мгновение высвечивая все предметы до мельчайших подробностей… Потом мать захлопнула дверь, прошептала:

— Тузик, паршивец, на крыльцо забрался. Ладно, пусть до утра полежит.

И снова легла.

Тяжелые капли захлопали по стеклам, зашлепали по листьям деревьев, забарабанили по крыше… Вскоре гроза пошла в сторону, унесла с собой гром и молнии, а шум ливня превратился в ровный, однообразный звук.

Андрей заснул под этот звук, представив себе, как в Искре под корягой в зарослях водорослей сидит Маруська и жует пойманного червяка. Набирается сил…

Утром мать, уходя на работу, поцеловала Андрея в затылок и свистящим шепотом сказала:

— Андрюша, приходи к шести. Холодильник размораживать будем. Надо в погреб всю еду сносить. Поможешь, хорошо?

— Угу, — ответил Андрей и повернулся на другой бок.

На другом боку Андрей, как всегда, полежал недолго. Проснулся так проснулся. Пришлось вставать.

Андрей налил Тузику в миску супа, положил туда косточку, которую целую минуту вылавливал ложкой в кастрюле, и открыл дверь.

День за дверью оказался серенький, прохладный. С листьев старой яблони, росшей рядом с крыльцом, изредка срывались тяжелые и большие капли. Они летели стремительно вниз, исчезали в мокрой траве, некоторые падали в ведро, оставленное случайно под яблоней. Там уже было полно воды, и капли шлепались в нее — шлеп! шлеп!

Яблоня была полна этих срывающихся, оставшихся от ночной грозы капель. Они притаились среди листьев, им нравилось, наверное, прятаться от посторонних глаз.

Андрей вдруг, сойдя с крыльца, встал под яблоню и с силой тряхнул ее. Яблоня брызнула на Андрея коротким дождем. Андрей засмеялся, и настроение, без того хорошее, стало еще лучше.

Андрей чувствовал, что в груди у него легко и свободно, будто там спустили какую-то важную, сдерживающую пружину. Андрей знал, в чем дело: Маруська на свободе! Маруська будет жить! Где-нибудь в зарослях водорослей найдет себе надежное убежище, корма в реке полным-полно, и заживет себе припеваючи. Может, по весне ее какой-нибудь карасик полюбит. Говорили, что в Искре караси редко, но попадаются. И будет у Маруськи семья…