В Золотой ручей в деревне верили издавна. Еще бабки нынешних бабок передавали из уст в уста разные истории, связанные с этим ручьем. Это был странный ручей. Может, было вернее назвать его родником, потому что он бил из земли и русла почти не имел. Два-три метра — разве это русло? Еще Золотой ручей был странным потому, что он время от времени исчезал. Бабки говорили, что исчезает он, когда к нему приходят люди, не верящие в чудесную силу ручья. Последний раз Золотой ручей исчез три года назад, когда к нему приехали на машине какие-то люди из города. Они жгли костер прямо у чудесной воды и кипятили эту воду в чайнике. После ручей исчез, будто высох, а бабки говорили, что тем городским людям плохо живется. Но им мало верили. Зато верили в то, что ручей исполняет желания. Для того, чтобы желание исполнилось, нужно было найти ручей и, все время помня о задуманном, простоять в ледяной ручейной воде три минуты. Это удавалось редкому человеку. Вода ошпаривала ноги, как кипяток. Еще говорили, что у того, кто выполнил условие и чье желание непременно исполнится, ноги по колено становятся золотого цвета. Поэтому ручей и называли Золотым.
Андрей вспомнил о Золотом ручье и ухватился за эту мысль страстно и жадно. И стал выбираться на сухое место. «Мать сказала, что он появился у Корабельной рощи… До нее часа три ходу. Пойду, попрошу у ручья, чтобы Маруська была жива», — думал лихорадочно Андрей.
Андрей вышел на пригорок и только огляделся, как увидел Любу и Сашу. Они шли ему навстречу. С одного взгляда Андрей понял, что они подружились и им хорошо вместе.
— Привет, Андрей, — сказала Люба. — А мы тебя ищем.
— Привет, — тоже сказал Саша и покорно подтвердил: — Да, ищем.
— Зачем? — спросил Андрей, но не из любопытства и даже не из вежливости, а как-то машинально.
— Чтобы погулять.
— Сегодня не могу, спешу.
— Куда это?
— На Золотой ручей, — так же машинально сказал Андрей, а когда спохватился, что сболтнул лишнее, было поздно.
— Ой! Ой! — весело закричала Люба. — И мы с тобой! И мы хотим!
— Нет, — сказал Андрей жестко. — Я с вами не пойду. Я один. Пока.
— Нет, — сказала Люба и надула губки. — Мы с тобой везде ходили. И на Золотой ручей тоже вместе пойдем.
— До ручья идти три часа, — решил схитрить Андрей. — Вы на обед не попадете.
Лицо у Саши заметно поскучнело — ему не хотелось остаться без обеда. Но Люба, разгоряченная от своего настырства, отрезала:
— Пусть. Мне худеть как раз надо. Обойдемся без обеда.
И вдруг Андрею стали ненавистны эти двое, липучие, как смола. Они ходили за ним, когда им надо было подружиться, они теперь не хотят отстать от него, используя, как местного дурачка, который будет показывать красивые места и болтать.
— Люб, а че ты такая липучая? — зло спросил Андрей. — Че ты здесь раскудахталась? Ты с Сашкой своим гуляй, а от меня отстаньте.
У Любы округлились глаза и налились влагой. У капризных женщин всегда слезы близко.
— А ну, п-шли отсюда! П-шли! И больше не следите за мной! Надоели мне до смерти! И ты, Любка! И ты, Сашка!
Андрей развернулся и зашагал прочь. Тузик сразу вскочил и потрусил впереди него.
— Злой мальчик! Злой!.. Больно надо! — срывающимся от обиды голосом прокричала сзади Люба. Но Андрей ни разу не обернулся.
И когда он вышел на опушку леса, который тянулся, наверное, с километр по берегу Искры, тогда лишь оглянулся. Сзади никого не было. Никто не шел за ним. Андрей на мгновение ощутил, как он одинок под этим небом. Как жутко быть одному, без друзей, без ласкового слова, без простенького, но такого необходимого в дороге разговора. Но разве он один в этом виноват? Мать занята собой и хозяйством, Люба и Саша решили, что он кукла, а они хозяева этой куклы, Маруська — в Искре…
Мысль о Маруське обожгла Андрея, и он, уже не оборачиваясь, зашагал вдоль высокого берега.
…Серенький день расходился, наливался красками. Над лужками, мимо которых проходил Андрей, танцевали желтые и белые бабочки. Тихонько начинали цокотать в траве кузнечики, и около ног на бреющем полете проплывали толстые, сердитые шмели. Несколько раз Андрей видел белок, прыгающих в сосновых прозрачных кронах. Белки казались снизу очень маленькими и рыжими, почти оранжевыми.
Солнце уже не исчезало в тучах — они незаметно растворились, — а висело в голубом небе и припекало.
Но ощущение серенького дня не пропадало. В этом улыбчивом дне притаились сизые и синие тени. Под кустами, под царственным стеблем чертополоха, под деревьями — здесь тень притворялась веселой, узорчатой, под высоким берегом Искры. Эту тень Андрей чувствовал особенно. Она ползла за ним всю дорогу, синяя, длинная, старалась лизнуть Андреевы пятки холодным противным языком. Иногда ей это удавалось, когда тропинка, по которой шел Андрей, сбегала к самой воде. Он вздрагивал от этого прикосновения и спешил снова на солнце… Река Искра, веселая река, журчала рядом и тащила на своей равнодушной спине мертвое рыбье царство…