Саша заулыбался. И уже совсем-совсем радостно сказал:
— Ну, тогда после завтрака ждем тебя у столовой?
— Ага, ждите, — ответил Андрей и помчался домой. Андрей вспомнил про ключ, который потерял, и полез в окно.
На столе лежала записка, придавленная заварочным чайником: «Андрюша! Молоко поставь в холодильник. И не забудь закрыть дверь на новый замок. Мама».
Андрей глубоко вздохнул. Надоела ему эта история с холодильником и замком. Особенно же надоели эти навязчивые напоминания.
Андрей поставил бидон на стол, открыл крышку и заглянул внутрь. Маруська сидела на самом дне, тяжело открывала рот и еле-еле шевелила плавниками. Она устала биться о железные стены и появлению Андрея не обрадовалась.
— Ага, Маруська, вот сейчас посадим тебя в трехлитровую банку, а потом купим тебе аквариум, — сказал Андрей. Он представил себе, что он купил в магазине не простой аквариум, а гигантское стеклянное корыто, и Маруська важно так плавает в этом корыте…
Вдруг Андрея прошиб холодный пот: только что в голове у него мелькнула мысль, что Маруську надо прятать, такой второй рыбки нет ни у кого в деревне. Да и откуда ей взяться? Зоомагазина же рядом нет. Но где прятать Маруську? Мать вездесущая. От нее ничего не спрячешь. Отыщет Маруську — крик подымет. Да еще отлупит.
Подумал: «Может, вернуть Маруську на прежнее место? В библиотеку?» Но это невозможно: теперь за библиотекой в три глаза следят.
И тут осенило — погреб! Вот укромное место. И лазать в него мать не любит, есть холодильник.
Андрей нашел на кухне трехлитровую банку, вылил в нее содержимое бидона — Маруська плюхнулась в банку, как мокрая тряпка, — и, взяв банку, пошел к коврику, закрывавшему погреб.
Погребную крышку тяжело было открывать. Но наконец она поддалась, и Андрей осторожно стал спускаться вниз. В другую руку он взял фонарик, чтобы видеть, куда идет.
В погребе было тихо, как в колодце. И холодно. Земляной пол показался ледяным. Стало немножко жутко в этом холодном пространстве, и Андрей начал разговаривать с Маруськой.
— Ничего, Маруся. Рыбы ведь жару не любят. Вон у нас в Искре вода холодная как лед. А сколько там рыбы? И пескари — с ладонь, и плотвы навалом. Тюша-хулиган даже однажды щуренка вытащил…
Андрей подумал, что, наверное, Маруське неприятно слушать про рыбную ловлю. И замолчал.
В левом углу погреба валялся старый ящик. На него Андрей водрузил банку. Потом присел на корточки и посветил в банку фонариком. Маруська сидела на дне, опершись на пышный хвост, и тяжело открывала рот.
— Ну, чего ты, Маруся? Это я — Андрей. Не узнаешь? — спросил Андрей.
И тут, глядя на рот Маруськи, Андрей вспомнил, что ее надо кормить. Она с самого утра ничегошеньки не ела!
Андрей стал карабкаться по лестнице, приговаривая:
— Я сейчас, Маруся! Я сейчас! Подожди!
Андрей вылез из погреба, напоследок сверху осветив углы фонариком. Как золотая звезда, сверкнула Маруська в своей банке и погасла… Андрей захлопнул крышку погреба.
— Ан-дрей! Ан-дрей! — кто-то кричал с улицы. Андрей узнал голоса Любы и парня Саши.
Сердце екнуло в груди Андрея: «За мной пришли. Хотят меня видеть». Такого за всю одиннадцатилетнюю жизнь Андрея ни разу не бывало.
Он высунулся из окна:
— Ну, чего вы так раскричались? Сейчас выйду.
Но выйти не пришлось. Андрей вспомнил про замок на дверях и полез в окно.
Они вчетвером — Андрей, Люба, парень Саша и Тузик — пошли к лесу. Люба нарочно держалась поближе к Андрею и разговаривала только с ним. Парень Саша шел позади, подсмеивался, иногда вставляя два-три слова. Люба резко оборачивалась в сторону Саши и хмурила брови. Это получалось у нее очень смешно и совсем несерьезно. Тузик бежал впереди всех, часто оглядывался на компанию и улыбался.
— Андрей, а ты в какой класс перешел? — спрашивала Люба.
— В шестой.
— Ух ты! — почему-то радовалась Люба. — Молодец!
— Я бы вообще сразу в восьмой перешел, — продолжал Андрей. — А после восьмого ушел бы из школы.
— Почему?
— Хочу шофером стать. Смогу много ездить. Мне нравится, когда все время нужно куда-то ехать…
И тут он вспомнил про отца. Он приезжал к Андрею на машине. Приезжал давным-давно, когда Андрею было пять лет.
Отец всегда появлялся загорелый и веселый. Он вытаскивал из кузова огромную дыню, величиной с августовскую луну, скатывал дыню с больших ладоней на стол и улыбался матери:
— Привет, Анюта, золотко мое!
— Привет, привет, — отвечала мать, хмурясь. И под нос ворчала: — Давно не виделись, Ванечка.