Не останавливаясь ни на мгновение, Калита побежал между домами с таким расчетом, чтобы не маячить на вероятной линии огня. Он только успел крикнуть в микрофон, что бежит в центр, как сзади и чуть сбоку раздались выстрелы из РПГ-27. «Бух!», «Бух!» — с сухим треском рвались гранаты. Потом когда они стали падать не на шифер, а на землю, звук стал глуше, и слышно было, как осколки секут деревья.
Калита увидел снайпера, который бежал поперек соседнего двора. Он знал, что не достанет его, но все равно вскинул автомат и разрядил полрожка. После этого он побежал в сторону вероятного отступления снайпера, и тут их всех троих и увидел. Как он пожалел, что у него осталось всего полрожка патронов! Конечно, он поднял автомат, конечно, повел стволом так, чтобы пули легли веером, но даже не заметил, чтобы кого-то зацепил. После этого «муха» стала ему так мешать, что он не знал, как от нее избавиться. Уж слишком невыгодной была его позиция — как раз перед фасадом дома. И счет времени шел даже не на секунды, а на мгновения, которые он потратил на то, чтобы быстро-быстро уползти за толстую березу. А эти трое все не стреляли и не стреляли.
Костя позавидовал Гайдабурову. Он бы тоже ушел, да мужества не хватило. Он представлял, с каким презрением Бараско посмотрит ему в спину, а Березин выскажется в том смысле, что молодежь нынче пошла жидковатая. Поэтому Костя остался. Да и «анцитаур» молчал — не подсказывал, как лучше поступить. Последнее время он вообще не подавал признаков жизни, и Костя о нем даже забыл. Значило ли это, что никакой реальной опасности не существовало, он не знал.
Впереди простиралась унылая, безжизненная равнина, по которой когда-то текли реки.
— Смотрите, смотрите! — закричал он восторженно. — Второе солнце!
— Это не солнце, — едва взглянул Бараско. — Это «шар желаний».
Если настоящее солнце висело в зените, то «шар желаний» — над самым горизонтом. Был он оранжевым, как солнце, и очень смахивал на него.
— Ей богу, никогда ничего подобного не видел! — воскликнул Березин. — Ох, до него еще топать и топать… — и в раздумье почесал коротко стриженную голову, как будто спрашивая у себя, стоит ли идти туда.
Не лучше ли, пока не поздно, вернуться? — подумал он, но промолчал, потому что Бараско не выказывал никакого беспокойства, и Березин подумал, что, должно быть, Бараско знает, что делает.
Если бы Бараско признался, что впервые видит «шар», его бы авторитет дал трещину. По рассказам бывалых сталкеров он знал, что «шар» должен быть ярко-ярко-желтым, и, в отличие от солнца, на него можно смотреть, даже не щурясь.
Весь день они шли к «шару желаний», но, казалось, так и не приблизились ни на шаг. Ночь провели, трясясь от холода, вокруг крохотного костра из скудного хвороста, который с трудом насобирали в оврагах. А утром следующего дня, в довершение ко всему, поднялся ветер. Он нес мелкую, как мука, железную пыль. Небо затянула рыжая хмарь. К вечеру все кашляли, как туберкулезники, и плевались, словно завзятые курильщики.
Все чаще стали попадаться человеческие следы: кострища, пластиковые бутылки, пустые консервные банки и использованный хабар. И отхожие места — в таком количестве, что сразу стало ясно — прошли роты из славного бронепоезда «Смерть врагам СВ!!!» А потом потянулись могилы. С крестами и без крестов — просто холмики со звездами или воткнутыми штыками. К концу третьего дня они обнаружили десятерых расстрелянных. На груди у каждого лежала картонка с надписью «мародер». После этого чем дальше все трое шли, тем больше мрачнели.
— Они что, не знают, что у «шара» всего три желания? — злился Березин.
Фарфоровые челюсти у него сверкали, как унитаз в рекламе. Ночью они все же отвалились, и Березин едва не подавился. Он вскочил с гортанным криком, не понимая, что случилось, а Бараско с Костей принялись палить почем зря во все стороны, решив, что на них напали.
Косте все это стало порядком надоедать. Нет смысла бить дальше ноги. Пока не поздно, надо возвращаться. Но Бараско оставался спокойным, и Костя стал думать, что смысл «шара желаний» в отсутствии всяких желаний.
— Правда, командир? — не выдержал Березин. — Куда они все идут? Они что, не знают насчет трех желаний?
— В тот-то и дело, что знают, — ответил Бараско. — Поэтому-то и идут.