— Где я? — простонал он.
— Давай! Давай! — тормошил его Бараско. — Опохмеляйся, и уходим. У нас одна минута.
— А что случилось? — спросил Костя заплетающимся языком, ловя губами горлышко бутылки, из которого лезла непокорная пена.
— Шмон! Шмон! — быстро объяснил Бараско, суя ему одновременно одежду и автомат.
Женское тело рядом с Костей встрепенулось.
— Мальчики, дайте и мне…
Завета сделала глоток и стала торопливо одеваться, никого не стесняясь. У нее были большие черные соски. Косте почему-то было стыдно смотреть в ее сторону, пока она не прикрылась.
— Мальчики, я с вами!
Только тогда Костя сообразил, что шмон — это серьезно. Через мгновение он уже прыгал на одной ноге, стараясь второй попасть в штанину. А рубашку и ватник надевал уже на ходу. Потом они убегали, но не наверх, а вниз, в бар. Где-то наверху слышались грубые голоса и крики:
— Эй, дарагой, падажды!
— Да здесь они, здесь! Я задом чую!
— Пацану голову отрэжу и принэсу Сэдоровичу!
— Нет, мошонку выдернем! — веселился кто-то, похоже, Лемур.
От преследователей их отделяло всего лишь пара лестничных пролетов. Бряцало оружие, гремели сапоги. Перепуганный официант ждал с распахнутой дверью.
— Прямо и налево, а потом направо. Но в первый люк не суйтесь, а бегите к последнему.
Наступила тишина. Только их шаги раздавались в гулком коридоре. Где-то лилась вода, и далеко-далеко, казалось, звенел комар.
Костю отчаянно тошнило. Пару раз он пытался освободить желудок, но там ничего не было. Бараско уходил все дальше и дальше. Только Завета возилась с ним. Из его молодого организма лился лишь один желудочный сок.
— Ну давай, дружок, ну давай быстрее!!! Давай автоматик, давай!
Но Костя автомата не отдавал, а твердил:
— Не надо… не надо… я сам.
Ему было стыдно, что с ним возятся, как с маленьким больным ребенком.
Неожиданно потянуло сквозняком, и тогда он сгруппировался и побежал, правда, его мотало от стены к стене. Бараско терпеливо ждал их у самого последнего люка.
Они поднялись на один этаж и побежали снова. На развилке Завета вдруг остановилась:
— Я пришла, — она показала в сторону коридора, убегающего в темноту. — Там мой дом.
— Прощайтесь быстрее, — сказал Бараско, потому что Костя счел нужным расстаться с Заветой по всем правилам любовного этикета, то есть обнимался, целовался, как привык в своей Москве.
— Ну все, все! — Завета оттолкнула Костю, косо взглянув на злое лицо Бараско.
— Мы еще увидимся? — спросил он, как показалось ему, очень пошло и банально, к тому же мешал Бараско.
— Не знаю, — сказала она, все больше раздражаясь. — Иди же, иди!
Костя поплелся вслед за Бараско. Сердце его разрывалось. Ему казалось, что все кончено, что у него никогда не будет такой женщины, как Завета, что только с ней он может испытывать бесконечное счастье и блаженство.
— А ну давай колись! — вдруг сказал Бараско, когда они отошли с десяток шагов и остановились под фонарем.
— В смысле? — переспросил Костя.
— Как ты думаешь, почему они за нами гонятся?
— Понятия не имею!
— А я имею! — одернул его Бараско. — А ну подними руки!
— Зачем? — удивился Костя.
— Ну подними, подними!
Пришлось Косте подчиниться. Рука Бараско уверенно полезла в правый карман телогрейки и замерла.
— Достань сам! — глядя в упор, велел Бараско.
— Что достать?
— То, что у тебя в кармане!
— Там ничего нет. Старый носовой платок.
— А ну достать!
Костя сунул руку в карман и нащупал какой-то предмет, а когда достал его, то едва не уронил на пол. Это был знаменитый хабар Бараско, камень судьбы. На этот раз он, как каракатица, окрасился в зеленый цвет.
— Как он у тебя оказался?! — грозно спросил Бараско.
— Понятия не имею… — ответил Костя, едва не плача. — На… возьми… это же твой камень…
— Ты что, спятил? — удивился Бараско.
— Я ничего не понимаю, — сказал Костя растерянно.
— А эта?.. — Бараско мотнул головой в ту сторону, куда ушла Завета. — Вы в сговоре?
— Да ты что?! В каком сговоре? — возмутился Костя.
— Слушай меня! Дело было так. Ты проболтался о камне судьбы. Перед тем, как лечь в постель, она сбегала к Сидоровичу и, я уж не знаю, как, но завладела камнем.
По мере того, как Бараско рассуждал, уверенность его падала. Закончив фразу, он замолк и в недоумении уставился на Костю.
Казалось, Бараско видит Костю впервые.