— Это точно, — серьезно подтвердил сержант. — По два на брата. Меняют, так сказать, на непромокаемые. Ха-ха-ха! По мне так лучше макароны с мусором.
Они закурили и чуть отвернулись, как бы уединились.
— Говорят, у тебя к сулейману подход есть?..
— Ну, есть. А что ты хочешь?..
Сержант что-то забубнил мичману в ухо.
— А я что буду иметь?..
— Ну а я тебе… — сержант снова наклонился к мичману. — Бу-бу-бу…
— Бежать надо… — вдруг услышал Костя.
— Не могу, — прошептал он, покосившись на Бараско. — Сил нет…
— Бежим, иначе будет поздно. Сейчас они затянутся, и бежим.
Сержант с мичманом действительно затянулись и окутались клубами сизого дыма. Костя стоял, уткнувшись лбом в холодную, подрагивающую стену вагона, и не мог шевельнуться. Не то чтобы он испугался, просто силы кончились. Сердце билось где-то в горле, а желудок сводило спазмой. Умру, подумал он, безмерно жалея себя. Упаду и умру. И ведь никто не узнает. Кинут меня в кусты собакам на обед. И пропал я, пропал.
Сержант с мичманом снова затянулись и снова окутались клубами сизого дыма. Они перешли на флотский юмор и травили анекдоты.
Бараско понял, что с Костей творится неладное, крикнул:
— Бежим! — и толкнул его что есть силы в спину.
Только после этого Костя словно очнулся и сделал первые два неуверенных шага. Ноги, как во сне, были ватными, тяжелыми, как пудовые гири, и не гнулись.
Но недаром они полчаса бегали по всему бронепоезду: в седьмом вагоне, за третьим поворотом направо была дверь, перед которой старшина Жора Червень ни разу не прокричал заветное слово «Чичвакин». На двери было написано: ЗКП. Вот туда-то и подталкивал Бараско Костю. Два раза он упал, на третий раз силы окончательно оставили его, и он с ужасом оглянулся: мичман и сержант как стояли возле купе старшины Русанова, так и остались стоять, вылупившись на них, только мичман-балагур призывно махнул рукой и крикнул:
— Эй, салаги, куда? Куда вы денетесь с подводной лодки-то?!
И оба засмеялись, довольные и сытые. Твари, подумал Костя. Настоящие твари! Так я вам и дался. Сейчас, только с силами соберусь.
— Вставай! — твердил Бараско, выпучив от ужаса глаза. — Вставай!
И тянул за рукав, тянул.
Костя еле поднялся. Его мотало, как пьяного. Прислонился к шершавой металлической стене и пошел вдоль нее, сдирая со лба кожу.
— Ребятки, так не шутят! — вдруг сообразил сержант. — Всему есть предел! Назад, кому сказал! Назад! — и оскалился, как испуганная собака.
В этот момент Бараско уже отворил дверь в соседний тамбур и перепрыгнул через порог. Косте оставалось сделать всего-то три шага. Но эти три шага были непреодолимыми, как расстояние до Северного полюса. Костя шел и шел, твердя: «Я всегда твердил, что судьба игра, что зачем нам рыба, коль есть икра». Однажды он услышал эти стихи по радио, и они ему очень понравились. Он запомнил только первую строчку, но не знал, кто их автор.
К ним уже бежали сержант и мичман — лениво и с достоинством, выставив перед собой животы. И наверное, он так и не дошел бы, если бы не Бараско, который в последний момент схватил его за шиворот и рывком перетащил в соседний вагон. Костя больно ударился обо что-то головой и на какое-то мгновение отключился, а когда пришел в себя, то увидел, как Бараско захлопывает дверь перед носами возмущенных преследователей и блокирует ее механизмом стопора. И только потом, секунд через десять услышал, что в дверь дубасят кулаками:
— Откройте, сволочи! Откройте! Ох, доберемся мы до вас! Ох, доберемся. Открывайте, подлюки, по-хорошему!
— Бежим! — приказал Бараско.
И только тогда у Кости появились хоть какие-то силы. Восьмой вагон был чисто пулеметным. Расчеты сидели на высоких металлических сиденьях и глядели в амбразуры, поэтому ни на Костю, ни на Бараско никто не обратил внимания — тем более, что они уже примелькались, бегая вслед за старшиной Русановым.
Они беспрепятственно попали в седьмой вагон, ввалились в ЗКП и рухнули на пол. Бараско сел и, не зная, что делать, с состраданием посмотрел на Костю.
— Думаешь, я умер? — спросил Костя и поднялся.
По его лицу текла кровь. Левое плечо разламывалось от боли. Его почти не качало, только помещение, в котором они находились, пару раз брыкнулось, как лошадь, — так что Костя едва устоял на ногах. Но это уже была сущая ерунда. Силы возвращались к нему, а в голове прояснялось.
— Нет, теперь думаю, что не умер, — обрадовался Бараско. — Ты меня напугал. А что здесь такое?!