Будь по-твоему, Майя-Стина. Я попробую. Все. Я пикирую.
Молоденькая девушка с волосами, заплетенными сзади в тугую косу, пробиралась меж высоких песчаных холмов, что намело за ночь вокруг домишек. Плечи девушки покрывала черная шаль, которую она силилась завязать на спине. Ветер вырвал конец шали у нее из рук, и та распахнулась черным крылом. Девушка обернулась, поймала улетевший конец. Лицо ей жег колкий песок, ветер рвал подол платья, и потому она жалась поближе к домам.
Дорог на Острове не было, лишь петлистые тропки. Сложенные из бревен и крытые соломой дома стояли вразброс, как попало, хотя и под защитой прибрежных холмов; холмы спускались к самому берегу, где виднелись опрокинутые лодки и поставленные на катки парусники. Перед каждым крыльцом и на задворках сушились натянутые на жердях сети. И повсюду белел песок. Он заносил жерди. Подступал к окнам. Кое-где его намело вровень с застрехами. Когда лил дождь или валил снег, влаге было некуда деться, и она пробиралась в подполицы, — половицы коробились, гнили. Из всех домов, что были на Острове, лишь четыре стояли на каменном основании: у фогта, пастора, пошлинника и дом на Горе, откуда вышла девушка. Только какое песку дело до того, чей это дом и из чего построен, — он точил и камень. Наползая в палисадники, он пригнетал к земле кусты и деревья. Он почти уже засыпал бузинное дерево, — наружу торчали одни верхние ветки с бледными, чахлыми листьями. И люди на Острове тоже были чахлые, с мертвенно-бледными, чуть ли не прозрачными лицами.
Майя-Стина помахала девушке, которая несла в деревянном башмаке уголья. Поздоровалась с женщиной, что окликнула ее в дверную щелку. «Майя-Стина! — крикнула женщина. — Ты уж скажи пастору: камбалу, что мы ему задолжали, он получит завтра. А пасторше передай, пусть тотчас за мной посылает. Ну да ей положено носить еще с месяц, хотя с виду и кажется, что она перехаживает».
Майя-Стина рассеянно ей кивнула. Она думала совсем о другом. Ни о чем в особенности. О том, чтобы превозмочь ветер. О пасторше, которая щеголяет в шелковых платьях. Когда пасторша улыбается, на щеках у нее проступают ямочки. У пасторши будет ребенок, а она по-прежнему щеголяет в шелковых платьях и мажет лицо кремом из фаянсовой кружки. «Ты пригожая девушка, — частенько говорила пасторша Майе-Стине. — Такой пригожей и умной не место на Острове. Выжить мало, надо еще и жить».
Майя-Стина не всегда понимала, о чем та говорит. Она была самая что ни на есть заурядная девушка.
Перенеси мы ее во времени, скажем, лет на двести вперед, она понимала бы куда больше. Но тогда бы она не служила у пастора, а училась в школе, влюблялась бы, а может, и распевала гимны о скорой гибели мира и о его спасении.
Ну, а теперь она бредет, увязая в песке, к пасторовой усадьбе, где она в служанках. Ни о чем эдаком она не думает. Вернее, она думает сразу о многих и многих вещах. Но по ее разумению ничего особенно интересного в этом нет. Так что пока о Майе-Стине ничего особенно интересного и не расскажешь.
Нет, придется нам снова остановиться. Я сбиваюсь с голоса. Я не должна постоянно впихивать в Сказание свое «я», — я тоже появлюсь там, но только гораздо, гораздо позже.
Придется нам начать с другого. Однако и не с самого начала, потому что оно — в самом конце. Начнем‑ка с давних-предавних событий, хотя нас относит от них все дальше и дальше. Начнем с описания Острова, каким он был, когда дед Майи-Стины Нильс Глёе приплыл туда с материка.
Широта и долгота не суть важны. Остров лежит посредине земного шара, как, впрочем, и все острова и страны на свете, — в этом легко убедиться, если покрутить глобус. Остров не так уж велик. С севера он врезается в море узеньким мысом. А к югу раздается в боках, делается упитанным и округлым. В сердце Острова шумит дубрава, опоясанная подлеском. Там растут и березы, а на заветной поляне стоит высоченный ясень.
От леса к воде спускаются зеленые поля и луга. Есть там и пологие холмы, и небольшие долины, и озеро с пресной водой. На южной оконечности Острова — две бухты, одна глядит на восток, а другая — на запад. Каждую прикрывает мыс, что будет пошире северного, и оба они заворачивают на запад, потому‑то Западная бухта самая глубокая и защищенная. На одном ее берегу, прямо напротив горловины, высится Башенная Гора — в старину там стояла крепость со сторожевой башней.
Нильс Глёе вел свою родословную от последнего владетеля крепости. В незапамятные времена тот покинул Остров и осел на материке, подальше от морских туманов, дабы унять мучивший его костолом. Об этом поминал еще прадед отца по материнской линии, и Нильс Глёе по праву считал Остров своим родовым владеньем. Нильс Глёе был из тех людей, что твердо знают, чего им надобно, но не умеют высказать. У них и доброе слово иной раз походит на звериный рык, и ласки‑то иной раз свирепые.