Как‑то вечером за несколько дней до своего отъезда капитан сел на постели, подозвал Элле и открыл сундучок. Сундучок оказался набит бумагами с незнакомыми ей письменами. В уголку, на дне, лежал бархатный лиловый мешочек, откуда капитан достал украшение — золотой шар на мягком шнуре из черной кожи. Он поднес шар к свече, качнул раз-другой, и перед Элле вдруг предстал весь мир, во всей его пространности, со всеми его пределами. Она увидела Нильса-Мартина, взбирающегося на гору, из которой валил черный дым. Увидела свою мать, что мирно почивала в могиле, и свою бабку Марен, чьи белые косточки беспокойно ворочались в сырой земле. Она увидела Остров, каким он был прежде, с зелеными лугами, тучными полями, дубравой и заветной поляной, где высился могучий ясень. Потом она увидела этот же Остров, только он был сплошь утыкан серыми домами, их очертания размывало дымное марево. Но ясень еще шумел.
Элле поняла: золотой шар вмещает в себя пространство и время, и капитан, верно, хочет ей о нем рассказать. Она присела к нему на постель и взяла его руки в свои и — неожиданно для самой себя — постигла его язык.
Золотой шар достался капитану много лет назад. От человека, которого он подобрал у берегов страны, что находится далеко-далеко на юге. Тот лежал на плоту, жизнь в нем чуть теплилась. Но когда он опамятовался, то нисколько не обрадовался своему спасению. Он сидел в капитанской каюте, закутанный в одеяла, его била дрожь, он пил ром и клял тех, кто вернул его к жизни.
А корабль плыл себе и плыл, между островами, которые омывали теплые, прозрачно-голубые воды, прямо в открытое море, где буря вздымала валы повыше береговых холмов. И пока капитан в бурю и штиль вел корабль с вверенным ему грузом, Человек-на-Плоту рассказывал ему про свою жизнь. Он поведал о далеких восточных странах, где капитану еще не довелось побывать, о храмах, украшенных резными изображениями драконов и демонов, один вид коих наводил ужас. Там, в монастыре, высоко в горах, он и нашел золотой шар, который капитан видел у него на груди, когда растирал его.
Плавание было долгим. Мало-помалу Человек-на-Плоту проникся к капитану доверием и признался, что историю эту он отчасти выдумал, но теперь откроет ему всю правду.
Глава седьмая
Правдивая история золотого шара
Человек-на-Плоту был из той породы людей, что вожделеют могущества и мирских богатств. А так как родился он в семье бедной и ему не приходилось рассчитывать на большое наследство, выгодную женитьбу или же на то, что его отдадут в ученье, желания его оставались несбыточными. И тогда он ушел в разбойники. Он обирал богатых, но бедным не подавал: олухи они, раз не воруют сами! Он не верил в богов, а людям не доверял и подавно. Делил их на притеснителей, хоть иные и горазды на сладкие речи, и тех, кто позволяет себя утеснять и понукать точно стадо баранов.
Время шло, и жестокая жажда жизни претворилась у него в жестокое же презрение. Он собрал себе золото, к услугам его были красивые женщины, книжники, что рылись в мудрейших на свете книгах. Однако ничто не могло умирить этого ненасытного человека. Обладание уже не имело в его глазах прежней цены. Стоило ему завладеть желанным, и он тотчас же к этому охладевал. Но и совет мудрых книжников — заглянуть в свою душу и познать ее — мнился ему нелепым. Он заглядывал к себе в душу и видел там одну лишь ярость, омерзение или пустыню. И он достаточно поубивал себе подобных и знал, что человек — это всего-навсего плоть и кровь: хрусткие ребра, мышиного цвета легкие, комочек, который зовется сердцем и куда сбегаются петлястые жилы, бурая печень, желтая желчь и серые спутанные кишки. И повсюду он сталкивался с измышлениями и выдумками, которые заставляли людей цепляться за жизнь, мириться с нею, воображать, будто бы она имеет назначенье и смысл.
Случилось так, что в некоем городишке в церкви вынесли из алтаря на поклонение мощи святого угодника.
Он пролежал в земле не одну сотню лет, но тело его осталось нетленно, словно он только что опочил. Затесавшись в толпу богомольцев, разбойник проник в церковь и, проходя мимо раки с мощами, выстланной кружевами и бархатом, ухитрился в давке незаметно срезать у святого ступню. В середке у нее, как и полагается, была кость, все остальное же было вылеплено из воска, и, стало быть, она никак не могла принадлежать человеку. В дверях разбойник обернулся и глянул поверх толпы, а потом зашвырнул восковую ступню подальше. Выбегая из церкви, он приметил еще краем глаза, что попал в тучного господина, облаченного в красное с золотом.