Однако в конце концов я с изумлением осознал, что сам выбрал одиночество.
Ночного Волка не мог заменить никто. За годы, что мы провели вместе, он меня изменил. Он не был моей половиной – мы составляли единое целое. Даже когда в моей жизни появился Нед, он стал для нас кем-то вроде детеныша, о котором следует заботиться. Мы с волком вместе приняли это решение. Мы с ним все решали сообща, и я знал, что больше никогда в жизни не смогу быть настолько близок ни с человеком, ни с другим животным.
В юношестве я проводил много времени в обществе леди Пейшенс и ее компаньонки Лейси. Они часто открыто обсуждали при мне придворных. Обе считали, что если человек, будь то мужчина или женщина, отпраздновал свое тридцатилетие, но так и не завел семьи, то, скорее всего, ему суждено прожить жизнь в одиночестве. «Ну вот, ты только посмотри, – провозглашала леди Пейшенс, услышав очередную сплетню, – весна вскружила ему голову, но бедная дурочка скоро поймет, что в его жизни нет для нее места. Он слишком долго был один».
И вот, очень медленно и постепенно, я начал углубляться в себя. Я часто оставался в одиночестве, но знал, что мой Дар ищет себе спутника. Однако это ощущение и эти поиски были скорее чем-то сродни привычке – вроде той же боли в отрезанной ноге. Никто, ни человек, ни животное, не мог заполнить пустоты, оставшейся после того, как меня покинул Ночной Волк.
Я сказал об этом Шуту во время одного из редких разговоров на обратном пути. Мы остановились на ночь у дороги, ведущей к замку. Я оставил его с принцем и Лорел, Охотницей королевы, и они сидели у костра, пытаясь согреться и утолить голод остатками наших припасов. Принц был замкнут и хмур, он по-прежнему очень сильно переживал смерть своей кошки. Я не мог находиться рядом с ним, потому что у меня тут же возникало ощущение, будто я подношу обожженную руку к огню, – мгновенно просыпались мои собственные воспоминания и моя собственная боль. Поэтому я сказал, что пойду соберу хворост для костра, и постарался удалиться от них по возможности дальше.
Зима предупреждала о своем скором приближении – вечер был темным и холодным. В тусклом мире больше не осталось ярких красок, и, когда я отошел от костра, мне пришлось собирать хворост на ощупь. Наконец я сдался и уселся на камень у ручья, в надежде, что глаза приспособятся к темноте. Однако, сидя в полном одиночестве и ощущая, как на меня со всех сторон наступает стена холода, я вдруг понял, что не хочу собирать хворост, да и вообще ничего не хочу. Я сидел, смотрел прямо перед собой, слушал шелест воды в ручье и подпустил ночь так близко, что она начала заполнять меня своим мраком.
В темноте ко мне неслышно подошел Шут. Он опустился прямо на землю рядом со мной, и мы с ним некоторое время молчали. Потом он положил руку мне на плечо и сказал:
– Жаль, что я не знаю способа облегчить твою боль.
Шут и сам понимал, что не было никакого смысла произносить эти слова, и больше ничего не сказал. Наверное, призрак Ночного Волка укорил меня за мрачное молчание, которым я ответил на утешение нашего общего с ним друга, потому что я попытался перебросить мостик через мрак, разделявший меня и Шута.
– Понимаешь, Шут, это как рана на голове. Время ее залечит, но даже самые лучшие намерения и слова в мире не могут сделать так, чтобы она заживала быстрее. Даже если бы на свете был способ смягчить или даже прогнать мою боль – травы или спиртное, – я не стал бы к нему прибегать. Разве я смогу когда-нибудь смириться с его смертью? Единственное, о чем мне остается мечтать, – что со временем я привыкну жить в одиночестве.
Несмотря на все старания, мои слова прозвучали как упрек. И что еще хуже, я услышал в них жалость к самому себе. Следует отдать должное моему другу, он на меня не обиделся, лишь молча, с присущей ему грациозностью поднялся на ноги.
– Раз так, я тебя оставлю. Мне кажется, ты хочешь скорбеть в одиночестве. Если таков твой выбор, я готов отнестись к нему с уважением. Не думаю, что это мудро с твоей стороны, но решать тебе. – Он замолчал и едва заметно вздохнул. – Я узнал о себе кое-что новое. Я пришел, чтобы ты знал: я чувствую, как ты страдаешь. Я вовсе не надеялся облегчить твою боль, просто благодаря нашей связи я тоже ощущаю ее. Думаю, в моем поступке присутствовала некоторая доля эгоизма – ну, в том, что я хотел, чтобы ты знал о моих чувствах. Но если ты разделишь с кем-нибудь тяжелую ношу, она станет легче, а этот человек будет тебе ближе. И тебе не придется тащить ее в полном одиночестве.
Я чувствовал в его словах мудрость и знал, что мне нужно обязательно попытаться ее понять, но я устал и изнемогал от боли и не мог заставить себя думать ни о чем другом.