Я вздохнул. Бессмысленно рассуждать и пытаться понять, что происходит, не имея фактов. Пока я прятал флакончики с ядом в манжеты, Шут закончил пришивать пояс к моим штанам. Там скрывался карман побольше, куда я убрал тонкий кинжал. На помолвку никто не придет с оружием, по крайней мере открыто, чтобы не нанести оскорбления гостеприимству Видящих. Однако я знал, что подобные вещи не слишком беспокоят наемных убийц.
Шут протянул мне полосатые штаны и, словно угадав мои мысли, спросил:
– Неужели Чейд по-прежнему продолжает пользоваться потайными карманами и припрятанными кинжалами?
– Понятия не имею, – честно ответил я.
Однако я не мог представить Чейда без всех этих штучек. Для него плести интриги всего равно что дышать. Я надел штаны и втянул в себя воздух, чтобы их застегнуть. Они оказались слишком обтягивающими, на мой вкус. Я потянулся за спину и кончиком ногтя коснулся рукояти кинжала, затем вытащил его и проверил. Я взял его в хранилище Чейда, в его башне. Клинок был длиной с мой палец, а короткая рукоять удобно ложилась между указательным и большим пальцами. Но он мог легко перерезать горло взрослому мужчине или в единое мгновение вонзиться между ребрами. Я вернул кинжал на место.
– Заметно что-нибудь? – спросил я.
Шут с улыбкой оглядел меня с головы до ног и уверенно заявил:
– Все заметно. Но не то, что тебя беспокоит. Давай надень камзол, я хочу увидеть тебя во всей красе.
Я неохотно взял из его рук камзол.
– Было время, когда кожаная куртка и легинсы считались в Оленьем замке вполне приличной одеждой, подходящей для всех случаев жизни, – возмущенно заявил я.
– А вот и нет, – неумолимо возразил Шут. – Тебе позволяли так одеваться, потому что ты был еще слишком молод, почти мальчишка, а Шрюд не хотел привлекать к тебе ненужного внимания. Я помню, как пару раз мастерица Хести поступала по-своему и тогда ты получал очень даже нарядный костюм.
– Пару раз, – не стал спорить я и поморщился от воспоминаний. – Но ты ведь прекрасно понимаешь, что я имел в виду, Шут. Во времена моей молодости придворные и все прочие одевались как жители Бакка. И никакого «джамелийского стиля» или плащей из Фарроу с капюшонами настолько длинными, что волочатся по полу.
Шут кивнул.
– Во времена твоей молодости Олений замок отличался провинциальностью. Война отнимала почти все ресурсы – на одежду мало что оставалось. Король Шрюд был прекрасным правителем, но его вполне устраивало, что Шесть Герцогств не слишком процветали. Королева Кетриккен сделала все, что в ее силах, чтобы открыть Герцогства для торговли не только с ее родным Горным Королевством, но с Джамелией и Удачным и даже странами, расположенными достаточно далеко от нас. Перемены обязательно должны были произойти. Перемены – это совсем не плохо.
– Прежний Олений замок тоже был неплохим местом, – мрачно заметил я.
– Но перемены доказывают тебе, что ты еще жив. Перемены часто означают, что мы становимся терпимее к тем, кто от нас отличается. Можем ли мы впустить их языки, обычаи, одежду и пищу в свою жизнь? Если да, тогда между нами возникают новые связи, благодаря которым война отступает на задний план. А если не можем, если мы считаем, что должны жить, как жили многие века до сих пор, в таком случае нам приходится сражаться за то, чтобы оставаться такими, какими мы хотим быть, или умереть.
– Радостная перспектива.
– Это так и есть, – настаивал на своем Шут. – Удачный пережил подобные времена. Сейчас они сражаются с Калсидой только потому, что Калсида отказывается признать необходимость перемен. Война может захватить огромные территории и докатиться до Шести Герцогств.
– Сомневаюсь. Какое мы можем иметь к ним отношение? Да, конечно, наши южные герцогства с радостью ввяжутся в конфликт, поскольку ненавидят Калсиду. А война даст им возможность оттяпать кусок их территории и присвоить себе. Но что касается участия всех Шести Герцогств… сомневаюсь.
Я надел джамелийский камзол и застегнул его. По моему мнению, на нем было гораздо больше пуговиц, чем нужно. Он плотно облегал мою талию, спускаясь до колен широкими складками.