— Добрый день, сэр, — сказал он, поднимая поврежденный аппарат, лежавший посреди припоя, отверток и клещей. Не могли бы вы мне сказать, что здесь произошло?
Стюарт натянуто улыбнулся.
— Это — последствия опыта, который я проводил, — ответил он уклончиво.
Мужчина осмотрел изуродованный аппарат.
— Телефон выглядит так, словно попал в пламя горна, — продолжал он. — Такие опыты, вероятно, опасно проводить вне лаборатории.
— Да, — согласился Стюарт. — Но у меня нет для нее подходящего помещения, вы понимаете, это была последняя попытка такого рода. Я не собираюсь ее повторять.
— Тем лучше, — пробормотал телефонный мастер, кладя аппарат в свой саквояж. — Если вы будете продолжать подобные опыты, то ремонт телефонов обойдется вам в кругленькую сумму.
Выйдя из кабинета и направившись к аптечке, Стюарт повстречался с миссис Мак-Грегор.
— Мистер Кеппел, почтальон только что принес для вас письмо, — сказала она, протягивая Стюарту запечатанный конверт.
Он взял его у нее и сразу же отвернулся. Он почувствовал, как у него изменился цвет лица. Конверт был написан почерком… мадемуазель Дориан.
— Благодарю вас, миссис Мак-Грегор, — сказал он и направился в столовую.
Миссис Мак-Грегор ушла по своим делам, и, когда ее шаги стихли, Стюарт взволнованно вскрыл конверт и почувствовал нежный аромат жасмина. В конверте лежал лист плотной почтовой бумаги (верхушка листа была отрезана, несомненно потому, что там был напечатан адрес), на нем было написано следующее.
Прежде чем я уеду, мне надо кое-что вам сообщить. Вы мне не доверяете. Это неудивительно. Но клянусь вам, я только хочу спасти вас от огромной опасности. Если вы обязуетесь не сообщать в полицию, то я встречусь с вами в шесть часов около книжного киоска на вокзале «Виктория», с той стороны, откуда отправляются поезда в Брайтон. Если вы согласны, то вставьте в петлицу белый цветок. Если же вы это не сделаете, то вы меня там не встретите. И больше меня никто не увидит.
Подписи не было, но в ней не было и необходимости.
Стюарт положил письмо на стол и начал шагать взад-вперед по комнате. Это было нелепо, но его сердце билось учащенно. Он глубоко себя за это презирал. Но он не мог побороть своих чувств.
Он ясно отдавал себе отчет в том, как следует поступить. Но однажды он уже не исполнил свой долг, и, меряя комнату из угла в угол большими шагами, он понял, что поступит так же снова. Он понял, что, независимо от того, прав он или не прав, он не способен передать эту записку в руки полиции… и понял, что будет на вокзале «Виктория» в шесть часов.
Он никогда бы не поверил, что способен стать соучастником целой серии преступлений, его поведение было равнозначно именно этому; он подумал, что вспыхнувшее в нем чувство не долго будет для него что-нибудь значить. Единственное извинение, которое он мог найти, чтобы себя утешить, было в том, что эта девушка старалась спасти его жизнь. Но перевешивало ли это тот несомненный факт, что она является членом опасной преступной группы? — вопрос стоял именно так. Если предположение Гастона Макса было правильным, то «Скорпион» имеет на своем счету по меньшей мере шесть убийств, и вдобавок покушение на его (Стюарта) жизнь, а человек со шрамом пытался убить Гастона Макса. Она была сообщницей этого ужасного, лишенного имени нечто, названного «Скорпионом», и на шесть часов у него была назначена с ней встреча. Он защищал ее от правосудия, скрывая это послание, и осложнял и без того сложное для властей дело!
Прохаживаясь безостановочно взад и вперед, он поглядывал на часы, стоявшие на камине, и говорил себе, что его поведение недостойно гражданина и джентльмена.
Однако без четверти шесть он вышел из дома и, увидев несколько маргариток, росших среди травы, около тропинки, сорвал одну и вставил себе в петлицу.
За несколько минут до назначенного часа он прибыл на вокзал и внимательно оглядел публику, собравшуюся неподалеку от книжного киоска. Мадемуазель Дориан нигде не было видно. Он обошел вокруг киоска, заглянул в зал ожиданий, затем поднял глаза на станционные часы и увидел, что время подошло. И как раз в этот момент почувствовал робкое прикосновение к своему плечу.
Он обернулся; она стояла рядом с ним. Она выглядела как настоящая парижанка и была одета элегантно и просто. Вуаль, спускавшаяся с ее шляпки, отбрасывала тень на ее дивной лепки лоб, но оставляла на виду прекрасные глаза и чудесные изгибы алых губ. Стюарт автоматически приподнял шляпу и подумал, что бы она сказала и как бы поступила, если бы рядом с собой она внезапно обнаружила Гастона Макса! Он усмехнулся.
— Вы сердитесь на меня! — сказала мадемуазель Дориан, и Стюарт подумал, что у нее очаровательный акцент. Или вы сердитесь на себя самого за то, что пришли на эту встречу?
— Я сердит на себя, — ответил он, — за то, что я так слаб.
— Это не слабость, — сказала она очень робко, — но не следует судить о женщине по первому впечатлению и осуждать, не выслушав. Если это слабость, то я рада, что вы ее испытываете, так как именно по этому можно судить о том, что человек из себя представляет.
Ее голос и глаза пленили Стюарта, и он покорился своему безудержному чувству.
— Здесь нам неудобно разговаривать, — сказал он. — Не пойти ли нам в гостиницу и не выпить ли чаю, мадемуазель Дориан?
— Да. Разумеется. Но, пожалуйста, не называйте меня так. Это не мое настоящее имя.
Стюарт едва не сказал «Зара эль-Хала», но вовремя спохватился. Если уж он и встречается с противником, то по крайней мере он не должен выдавать известную ему информацию.
— Меня зовут Мёска, — сказала она. — Не могли бы вы так меня называть?
— Конечно, если вы этого хотите, — сказал Стюарт и взглянул на идущую рядом с ним девушку. И ему очень захотелось узнать, как он поступит, когда предстанет перед судом и увидит Мёску на скамье подсудимых; сообщит ли он то, что поможет приговорить ее, возможно, к смертной казни или по меньшей мере к каторжным работам? Он вздрогнул.
— Я сказала что-нибудь, что вам не понравилось? — спросила она и положила на его руку свою, затянутую в белую перчатку. — Прошу извинить меня, если…
— Нет-нет, — уверил он ее. — Но я подумал, я не в состоянии думать…
— Какая я безнравственная? — прошептала она.
— Какая вы красивая! — сказал он горячо. — И как мучительно знать, что вы — сообщница банды преступников!
— О! — сказала она и убрала свою руку, однако он успел почувствовать, как она дрожит. Прежде чем они вошли в кафе, она добавила: — Пожалуйста, не говорите так, до тех пор пока не дадите мне возможности объясниться.
Поддавшись внезапному импульсу, он взял ее за руку и приблизился к ней.
— Нет, — сказал он, — я ничего не буду говорить. Я буду сдержан, Мёска. Мёска, конечно, производное от слова мускус?
— Да, — сказала она улыбаясь.
Под ее внешним восточным лоском пряталась удивительная наивность восточной женщины, и Мёска отличалась тем несомненным тактом, который так характерен для восточных женщин. Когда они шли к столику, то ее очаровательную фигуру провожали восхищенными взглядами.
— Итак, — сказал Стюарт, после того как он сделал заказ официанту, — что вы хотели мне сказать? Что бы это ни было, я выслушаю вас с полным вниманием. Я обещаю, что никогда в жизни не воспользуюсь тем, что от вас услышу, если только своим молчанием не нанесу никому вреда.
— Так вот. Мне надо объяснить вам, — ответила Мёска, — почему я с Фо Хи.
— Кто такой Фо Хи?
— Я не знаю!
— Что! — воскликнул Стюарт. — Боюсь, что я не смогу вам поверить.
— Если я буду говорить по-французски, вы будете в состоянии меня понимать?
— Конечно. Вам легче говорить по-французски?
— Да, — ответила Мёска. — Моя мать была француженкой, и, хотя я довольно хорошо могу говорить по-английски, мне, однако, трудно на нем думать. Вы меня понимаете?
— Разумеется. Итак, может быть, вы объясните, кто такой Фо Хи?
Мёска боязливо огляделась вокруг и склонилась к нему над столом.