Рокотова не сдержала крик, увидев лицо умирающей девушки. Павел обхватил Машу за плечи, и она, зажмурившись, прижалась к его груди.
– Может, ее лучше увести? – предложил Иловенскому Ильдар.
– Нет, нет! – затрясла головой Маша. – Я должна увидеть того, кто напал на меня!
Она заставила себя снова посмотреть на экран. По тропинке, залитой ярким солнцем, шагал уже третий герой ужасного фильма. На траве, по-прежнему мешавшей камере, блестела роса.
– О, сам Садовский! – воскликнул Ильдар Каримов. – Я что-то пропустил? А он-то кого убил?
– Никого, – ответил Навицкий.
Зрители немного оживились, зная, что трупа на сей раз не будет, смотреть сцену нападения на бомжа было гораздо легче.
– Да этот алкаш едва сам не пришиб ректора, – подскакивал на стуле Кузя.
Картинка снова сменилась, и Кузя как подскочил, так и завис над стулом.
– Это… я?
Кузя Ярочкин на экране, казалось, пытался поймать камеру, а потом отпрянул и схватился за глаз, потер, посмотрел на ладонь, задрал голову вверх, часто мигая, и двинулся дальше по тропинке. Камера следовала за ним. До ближайшего бетонного здания Кузя шел нормально, а потом прислонился к стене, запрокинул голову и начал хватать ртом воздух. Он то пытался лезть на эту стену, то падал, запинаясь ногой за ногу, то рвал на себе рубашку, то сжимал руками голову. Как и у Жукова, это непонятное состояние прекратилось у парня внезапно, он отдышался, отер пот со лба и уставился в кадр безумным звериным взглядом. Потом наклонился, нашарил на земле увесистый булыжник и уверенно пошел вдоль стены, будто только теперь точно знал, куда именно идет. Он шел, продираясь прямо сквозь кусты, огибая лишь бетонные колонны и здания, которые не мог смести на своем пути. За очередным поворотом обнаружилась длинная ржавая труба теплотрассы. На ней спиной к камере сидел Миша Кациев. На него-то и кинулся озверевший Кузя, но тут же получил удар от мгновенно среагировавшего мальчишки, выронил уже занесенный над головой камень и мешком рухнул на землю.
– Обалдеть, – выдохнул Ярочкин.
Последнее, что увидели зрители в этом отрывке, это то, как Митька методично связывает поверженного Кузю обрывками своей рубашки.
– Может, сделаем перерыв, – предложил Елабугин.
– Нет, давайте все досмотрим сейчас, – ответила Рокотова, – я второго подхода не вынесу.
– Ладно, давайте досмотрим.
Два крупных широкоплечих мужчины бесцельно слонялись между серыми корпусами. Курили, смеялись, о чем-то разговаривали. До тех пор, пока один из них не уставился недоуменным взглядом прямо в кадр. Что-то сказал, второй подошел и наклонился рядом. Первый зажмурился чуть раньше, второй через секунду.
– Похоже, дозу получили оба, – пояснил Навицкий. – Это кто?
– Это милиционеры, Постников и Ильин, – ответил Нестеров. – Они патрулировали стройку, но напали друг на друга.
– Они здесь рвут друг друга зубами, как наши мыши в клетке, кровь хлещет рекой. Я предлагаю этот эпизод не досматривать.
Никто не стал спорить с Навицким, эпизод пропустили.
– Сейчас будет последний, самого начала здесь, как и в первом эпизоде, нет. Маша, соберитесь с силами, – предупредил академик.
Рокотова тяжело вздохнула и села очень прямо, не выпуская из своих рук ладони Иловенского.
– Давайте.
По заросшей тропинке шла она сама. Выражение лица у нее было очень спокойное и задумчивое, несколько секунд она даже смотрела в кадр, но не удивленно или настороженно, а с мечтательной полуулыбкой. Теперь камера снимала ее в спину, Маша на экране шла все быстрее, стало видно, как спина ее напряглась. Она пару раз обернулась, потом остановилась, будто раздумывая, не вернуться ли, но не вернулась, сделала еще несколько шагов вперед. И тут из-за угла появился мужчина, рослый, крупный и весь какой-то черный. Лица его действительно не было видно против солнца, только силуэт. Маша попятилась, развернулась и бросилась бежать. За нею кинулся и мужчина. Камера, нисколько не отставая, двигалась следом. И только, когда преследователь настиг Рокотову и повалил на землю, присутствовавшие смогли ясно увидеть его лицо.
– Прекратите! Все, прекратите! – закричал Сергей Нестеров. – Все, это оперативная информация! Хватит публичных показов, надо разбираться…
Маша Рокотова по-прежнему сидела неподвижно и смотрела на уже погасший экран. На ее лице застыло выражение безграничного изумления.