– Понимаю, – совсем успокоился ректор. – Вы уж простите меня, но сегодня совет и…
– Конечно, извините за беспокойство.
Оперативники попрощались и вышли. В приемной Савченко бросил на Сомова такой тяжелый взгляд, что у доцента подкосились ноги.
– Глупости какие-то, – пожал плечами Зайцев. – Какой ключ? От какой кладовки?
– От кладовки, в которой Давыдова нашли убитым, – ответил Шарип и вытащил из кармана ключ с жестяной биркой. – Вот этот.
– Откуда он у тебя?!
– Из-под «Ксерокса». Его туда, действительно, подсунули, а мы чуть было не проворонили. Хороши бы мы были, если бы милиционеры сейчас его нашли.
– Кто его туда подсунул?
– Сомов.
– Сомов? – удивился проректор. – Когда?
– Вчера вечером. А Марина Полякова видела. Она как раз принесла чашки и видела его от входа в приемную. Ей пришлось прятаться с подносом за дверью, пока Сомов не вышел, а потом сделать вид, что только идет из туалета. Доцент приходил якобы за ключом от кафедры философии.
– Я немедленно вызову его и!..
– И что? – остановил Шарип. – Не порите горячку. Лучше всего притвориться, что мы ничего не знаем, и никому не говорить, зачем приходили милиционеры.
– Надеюсь, что ты прав, – неуверенно проговорил Зайцев.
– Я всегда прав, – усмехнулся Зареев.
Маша, кажется, все предусмотрела и подготовила: и речь Садовскому написала, и с вице-губернатором Николаем Сычевым о визите договорилась, и даже Павла Иловенского убедила поехать в университет. Всех проинструктировала, что говорить, а что – не стоит, с кем общаться и не общаться, какое интервью давать Юле Колотиловой, журналистке из «Городских вестей». Неожиданностей быть не должно, хотя, кто ж знает…
Сама она в университет не поехала, сослалась на срочные изменения в номере своего еженедельника. Ее присутствие все равно ничего не изменит и не спасет. Да, не спасет. Не верила Рокотова в удачу. Потому и нервничала, потому и не поехала на ученый совет, знала: как бы качественно не выполнила она свою часть работы, все старания все равно уйдут в песок, если сам Садовский ничего не сделает. Он, конечно, станет в случае неудачи на выборах винить ее, обидится, не станет с нею общаться. Вот и слава Богу. Легче станет жить.
На самом деле никакой срочной работы не было, номер был сверстан и ушел в типографию, и Маша делала заготовки на две недели вперед, стараясь не думать о том, что сейчас происходит в университете. Но не думать не вышло. Позвонила Юлька Колотилова.
– Маш, ты хоть знаешь, что тут твориться?! – заорала она.
– Откуда я могу знать? Что ты кричишь-то?
– Да ты б приехала сюда, еще не так бы орала. Я уже вообще запуталась, кого мы должны поддерживать. Если того идиота, который с отчетной речью выступал, то я пас. Он такую чушь нес – в зале народ валялся.
– Ты полегче, я сама ему речь писала, – возмутилась Маша.
– Ты?! Ну ты, мать, даешь! У вас теперь юмористическое издание? Ректору-то простительно, он читал по бумажке и по слогам, понятно, что текст в первый раз видит, но ты-то!..
– А что я? Юля, да не было там ничего ужасного и смешного.
– Не было? А как тебе укрепление престижа российского образования путем внедрения эзотерических и оккультных наук? А открытие факультета научной астрологии? А передача недостроенных объектов оборонному комплексу для хранения стратегического продуктового запаса и одновременной консервации химических отходов?
Маша молчала. Ведь не похоже, что Колотилова шутит. Конечно, Садовский заранее не читал речь, это на него похоже. Но откуда он взял весь этот идиотский текст? Сам что ли написал? И почему не взял тот, что прислала она?
– Эй, Рокотова! Уснула? Что делать-то? Брать у него интервью или так, сразу психушку вызвать?
– Я приеду, Юля, – вздохнула Маша.
– Валяй. Кстати, тут муж твой.
– Он мне не муж, – смутилась Рокотова, думая, что говорит она об Иловенском.
– Да знаю, бывший муж.
– Ильдар? Разве он там?
– Тут. И вице-губернатор. И депутат еще с ними, не помню, как фамилия, у меня записано.
– Иловенский.
– Точно. Все, Маш, я побежала, они уже покурили, в зал заползают.
Юля отключила телефон, а Маша, швырнув свой в сумку, бросилась в редакционный гараж.
– Нету, Марь Владимировна, – развел руками завгар. – «Газель» в Углич ушла, «Тойоты» обе по городу на заданиях. Подождите, может, будет кто через часик. Или горит?
– Горит, – кивнула она и совсем было решилась вызвать такси, но потом передумала.
Ничего не горит. Знает она эти ученые советы. Часа три сидят относительно тихо и слушают пустопорожние официальные отчеты и выступления. Только на четвертом часу начинаются прения. «Преют» ученые со вкусом и знанием дела: долго, громко, до хрипоты и сердечных капель, до взаимных оскорблений с переходом на личности, до поломанных стульев и плевков на потертые пиджаки. Сама Рокотова в годы работы в научном институте всегда вела советы и собрания жестко, сворачивая все прежде, чем заседающие не то что войдут во вкус, но даже и вообще успеют раскрыть рот. Не те это споры, в которых рождается истина, и незачем без толку доводить людей до греха. Собрали, сказали то, ради чего собрали, и все свободны.