Внизу послышались шаги. Нужно было что-то решать. Маша приняла единственное, как ей показалось, правильное решение и позвонила в дверь.
Если бы дверь открыл Кузя или Тимка, это отсрочило бы ужасный момент. Пусть не на долго, пусть на минуту. А, может, ей даже повезло бы, и Павел еще не вернулся из научного центра… Но Иловенский сам открыл ей дверь.
Маша вошла и попыталась уклониться от его поцелуя, но не сумела, и собственные губы показались ей мертвыми. Павел ее состояния еще не заметил.
– Привет! Как ты долго работаешь. Устала? Сейчас ребята придут, и будем ужинать.
Маша прошла в кухню и села за стол. Она мучительно искала слова и не находила их, не знала даже, с чего начать.
– Знаешь, Паша, я сейчас была не на работе, – произнесла она, совсем не собираясь рассказывать правду, просто вот так получилось.
– Я знаю, ты ездила к Ильдару…
Она испуганно вскинула на него глаза. Иловенский отвел взгляд, кажется, смутился. Он все уже знал! Или догадался? Да нет же, знал! Кто ему сообщил: Ильдар или Вера? Когда? Но, может быть, теперь это к лучшему.
– Павел, я умоляю тебя, уходи, – произнесла она, выдавила, выплеснула свою боль.
– Что? – прошептал он.
– Не расспрашивай меня ни о чем, я не могу говорить и не стану объяснять. Я перед тобой виновата и прошу тебя: уезжай. Это все, понимаешь? Все, конец. И, пожалуйста, давай объяснимся как-нибудь потом. Просто уезжай.
Она закрыла лицо ладонями и, сгорбившись, заплакала. Павел попытался обнять ее, но Маша только еще больше сжалась и замотала головой.
– Уходи. Ты говорил, что любишь меня. Если любишь – уходи.
– Маша, у тебя сейчас последствия стресса. Ты переживаешь, но ведь ты совсем не виновата, ты не должна…
Рокотова подняла голову.
– Да уйдешь ли ты, наконец!? – вдруг закричала она. – Мужик ты или тряпка? Я сама так хотела, хотела, чтобы это произошло! Значит, я не люблю тебя, слышишь? Не люблю! Уходи! Убирайся!
В кухню вломились только что вернувшиеся из магазина Тимур и Кузя. Кузя тут же запрыгал вокруг Маши с вонючими каплями, а Тимур кинулся к Иловенскому.
– Что у вас случилось? Что с ней?
– Она меня выгоняет… – тихо, будто сам этим словам не веря, сказал Павел.
– Почему?
– Тим, это стресс, она не в себе.
– Не надо, я не хочу, чтобы ты им объяснял! Паша, ну пожалей ты меня, уходи, Христом Богом тебя прошу, уходи!
И он ушел. А Маша прорыдала весь вечер, пока Кузя насильно не сделал ей укол снотворного.
Поразмыслив, парни собрали все вещи Павла Андреевича в сумку и засунули под Кузину кровать. Кто знает, в каком настроении проснется мама, возьмет да и выкинет все прямо из окна.
Кузя еще раз проверил, не видно ли сумку, уселся на кровать и с досадой ударил ладонями по коленям.
– Ну черт-те же задери! Все опять и сызнова! Тимка, ты не знаешь, с какого дуба она рухнула?
– Не с дуба, – сквозь зубы процедил Тимур. – Она с крыши упала.
– Так и я о том же…
– А я не о том! Представляешь, она вчера прыгнула с трехэтажного здания.
– Гонишь!
– Хотелось бы. Кузя, нам опять наврали.
– А тебя это все еще удивляет? – усмехнулся брат. – Так зачем ее на крышу понесло?
– Вчера ее опять понесло в наш университет, и по дороге на нее напал тот самый маньяк.
– И он ее убил? – брякнул Кузя.
– Кто? Кого? Тьфу! Ты дурак? Я же не шучу, я сегодня читал протокол осмотра места происшествия и мамины показания. Она едва не погибла, когда он загнал ее на крышу, спаслась только чудом, потому что прыгнула вниз и повисла на ветках какого-то дерева.
Кузя от удивления открыл рот.
– Тимка, а милиция-то что же? А делать-то теперь чего?
Он так перепугался, что вскочил и побежал из комнаты взглянуть на спящую мать, будто и там, в собственной постели, она могла быть в опасности. Но Маша мирно спала, только постанывала во сне.
Кузя на цыпочках вернулся в «детскую».
– Ты можешь рассказать мне, где и как это все случилось?
– Могу, конечно, но только то, что сам знаю. А зачем тебе?
– Расскажи.
Тимур рассказал.
– Я знаю, что надо делать, – тихо сказал Кузя, сдвинув брови.