– Нет, я это здесь нашел, а что?
– Не знаю. Просто она мне сразу не понравилась.
– Бывает.
Тут он понял, что ни за что не расскажет ей ни о пряди волос, ни о стихотворении, хотя понять почему – он так и не смог.
ГЛАВА 4
Следующую неделю Кельвин не поднимая головы работал над романом, и в пятницу вечером, отдуваясь, подсчитал слова и изумился – за пять дней он написал больше двадцати тысяч слов. К вечеру следующего вторника он почувствовал, что смертельно устал. Все силы, накопленные во время лежбища посреди песчаных дюн и морских купаний разом оставили его, он понял, что легкий разбег закончен, а впереди его ждет нескончаемый, тяжелый писательский труд за столом.
Телефон на столе зазвонил, когда он меньше всего этого ожидал.
Звонила миссис Кастаней-Смит, и голос ее звучал весело и беззаботно.
– Извините, что отрываю вас от дела, но я сегодня ездила к вашим, в Розхэвен, и они меня просили вам кое-что передать, тут и свежие яйца, и масло, и мед, и даже огромная бутылка морской воды – Грейс сказала, вам очень полезно ей глаза промывать.
Кельвин отметил про себя, что она называла его жену по имени, что означало, что женщины подружились.
– Как я вам благодарен, – проговорил он, – так как мы поступим?
– Приходите ко мне, я вам все передам, а потом мы пойдем поужинаем, если вы не против.
– Что вы, конечно нет, мне очень даже не повредит вечерок провести где-нибудь вне дома, я тут в комнате уже сам себя пугаюсь.
Переодеваясь, он понял, что за работой совсем о ней забыл, да и обо всех остальных тоже, нельзя, решил он на будущее вот так зарываться в работу и сидеть в ней – надо устраивать себе время от времени передышки.
На улице воздух оказался прохладен и свеж, и он легко дошел до Блэнфорд Роу. Все на этой улице оказалось именно таким, как описывала миссис Кастаней-Смит – даже буковые деревья оказались на местах, разделяя улицу на две тенистые аллеи. Отовсюду веяло респектабельностью богатого пригорода. Наконец Кельвин отыскал дом с номером семь и позвонил в дверь. Дверь открыла служанка, на вид индианка, хотя вскоре Кельвину стало ясно, что лишь половина ее крови была индийской. Она стояла в дверном проеме, молчаливая, недвижимая, как каменная статуя и молча изучающе разглядывала Кельвина. Наконец она спросила: «Мистер Спринг?»
– Да.
– Мадам ждет вас. Проходите.
Кельвин прошел вслед за служанкой в просторную прихожую, там она, поклонившись, неслышно исчезла за дверью. Кельвин огляделся – все вокруг сияло чистотой, сохраняя при этом признаки присутствия человека. И тут дверь открылась и вошла хозяйка дома в светло-зеленом платье, отчего она выглядела еще моложе. В дверях она тоже ненадолго остановилась, улыбнулась Кельвину, и он неожиданно для себя понял, что рад ее видеть.
– Здравствуйте, рада вас видеть, – сказала женщина.
– Здравствуйте, – ответил он и решился: – А вам сколько лет?
– Двадцать восемь, а почему вы спрашиваете?
– Просто так. Понравился вам наш дом на побережье?
– Просто прелесть. И Генри очень понравилось на море.
– Это вашего сына так зовут?
– Да. Он только что заснул. Что будете пить – шерри, или, может быть, коктейль?
– То же, что и вы.
Она вышла, через минуту вернулась с двумя бокалами коктейля и, протягивая ему один, сказала: «Вы, похоже, немного устали.»
– Да, есть немного, это все от работы, надо хоть изредка на воздухе бывать.
– Садитесь, берите сигарету, вон там, в ящике. Кельвин решил, что пока ничто в этой женщине его не раздражало, что с ним случалось не часто. Приятно все же разыгрывать вот такую легкую, ни к чему не обязывающую дружбу. Глядя в огонь, женщина сказала:
– Майкл и Розмери – божественные создания. Иногда даже не верится, что бывают такие дети.
– Ну, не такие уж они и идеальные.
– Я не об этом. Они такие непоседливые, просто душа радуется на них смотреть, а как воспитаны… – Она вздохнула. – Это… сегодня… просто какая-то идиллия была.
– Да, там иногда бывает слишком хорошо.
Она немного помолчала, затем спросила: «А почему вы меня не называете по имени – Маргарет?»
– Я бы с удовольствием, я просто не знал, что вас зовут Маргарет. – Он посмотрел на цветы на окне. – Я вижу, у вас здесь кое-какие вещи из Индии. Вы там были?
– Нет, это вещи мужа, вернее, даже, его отца, он всю жизнь прослужил в Индии. И Ричард сейчас служит в артиллерии. Они стоят в Форте Веллингтон, здесь рядом, на берегу залива, уже года два, наверное – мы, собственно, поэтому здесь и живем. В его семье уже много поколений одни военные. Вот его фотография.
Она взяла со стола фотографию и передала ее Кельвину – с нее смотрел мужчина средних лет, в военной форме, которого Кельвин сразу и безошибочно определил как выпускника самой престижной военной академии в Сэндхерсте.
Он вернул фотографию назад и наугад произнес: «Спасибо».
Маргарет повернула лицо к камину – может от этого Кельвину показалось, что лицо ее вспыхнуло.
Безразличным голосом она спросила: «И как он вам показался?»
– Он же профессиональный военный, да?
– О, да. Армия для Ричарда – даже больше, чем жизнь. – Немного помолчав, она добавила: – Я вышла замуж в девятнадцать. Наверное, это слишком рано, да?
– Не знаю. Зависит от человека.
– У меня до Ричарда никого не было, и тут же сразу замуж, даже оглянуться не успела. Он старше меня на целых семь лет. Ему нравится чистить и смазывать маслом стволы у своих пушек, гаубицы, они, кажется, называются, и когда в теннис играет, он мне кажется таким высоким.
Кельвин украдкой бросил на нее быстрый взгляд. Она сказала все монотонным голосом, как будто прочла фразу из Моэма, который умел передать иронию даже в паузе. Нечего и пытаться понять, что у нее сейчас на уме, решил он про себя.
Он снова повторил ее последнюю фразу о собственном муже: «Ему нравится чистить и смазывать маслом стволы у своих пушек… и когда в теннис играет, он мне кажется таким высоким.» Помучавшись немного над разгадкой, он решил списать все на убийственную иронию, столь присущую английским женщинам. Тут в комнату вошла Бесси и с торжествующей деревенской ухмылкой прокричала, что ужин ждет их в столовой.
Ужин, накрытый в крошечной столовой, превзошел все ожидания Кельвина. Насладившись кофе, они перешли поближе к огню. Бесси принесла им по бокалу «Драмбуйе».
Немного помолчав, она предложила: «Может, включить радио?»
– Пожалуй, если там что-нибудь интересное. Кельвин откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и отдался во власть музыки – она наполнила его до самых темных уголков его души. Маргарет тоже сидела, не двигаясь, но он чувствовал, что-то мешало ей в полной мере насладиться волшебными звуками.
Он глубоко вздохнул, посмотрел в огонь, не понимая, где находится. Дверь неслышно открылась и в комнате появилась впустившая Кельвина в дом индианка. Постояв у двери со сложенными вместе ладошками, она наконец сказала: «Я иду спать. Малыш уже заснул, все в порядке. Спокойной ночи, мадам.»
Еще немного постояв, она с поклоном удалилась. Кельвин сказал: «Она прямо как мертвый святой».
– Она еще меня выкармливала, – Маргарет едва заметно улыбнулась. – И моего мужа, когда он только родился. Когда у нас родился Генри, муж снова ее разыскал. Она не чистая индианка, но думает она по-индийски. Я очень люблю старушку Анну.
– Мне она тоже очень понравилась, – сказал Кельвин и поднялся. – Мне пора, да и вы устали за день.
– Что вы, не уходите.
– Мне действительно давно пора идти, спасибо вам за приятный вечер, если позволите, я вам как-нибудь позвоню.
Она снова взяла себя в руки.
– Да, конечно, звоните. Я вас до двери провожу.
ГЛАВА 5
Пять дней лил дождь, и иногда даже днем Кельвину приходилось зажигать свет. Он работал, не покладая рук, и чудовищно устал, поэтому, когда солнце все же пробилось сквозь тучи, он с легким сердцем отложил работу, и тут же позвонила Маргарет, как всегда звенящим голосом: