Вдали грохотали поезда.
А мимо уносились цветущие поля.
Игрушки-домики смеялись в перелесках. Дети звонко кричали приветствия. Мелькали безтрубные заводы, как гигантские храмы с изразцовыми стенами. Местами вырастали целые города этих громад, города с белыми улицами, узором проволок, переходов, висячих мостов, -- города, пустынные в этот час. За темными провалами их зеркальных окон еще слышалась жизнь металлических чудовищ. Словно их багровые очи, вспыхивали и гасли там последние огни. На плоские крыши выходили запоздавшие и в легких, как стрекозы, лодках присоединялись к народному потоку.
Вверху, как в голубом безбрежном океане, плыли золотистые лодки; крылатые сигары; темные чудовища с багровыми глазами. Сотни голосов кричали с них приветствия и сотни рук бросали вниз цветы. И вот из голубого простора зазвучал нежный голос, -- он упал в сердца мелодией радостного гимна.
Земля, земля...
Наш рай прекрасный...
Дороги, сады, поля и перелески и весь воздушный океан -- отозвались миллионом голосов.
Наш золотой,
Волше-е-бный сад!
Впечатления его были до боли остры.
Он как бы враз воспринимал все эти миллионы существ, лившихся по земле подобно потоку светлых духов, и видел, что они трудились и жили как бы играя в беззаботные игры, и смех их звучал открыто и ясно, как были открыты и ясны их лица. Они напоминали детей, резвившихся под взглядом заботливой матери. И этой матерью была Природа, к груди которой они доверчиво приникли. Здесь не было лиц, омраченных заботой, страшной заботой о самом себе, когда-то разъединявшей людей и делавшей их врагами. Здесь каждый заботился о всех, но это была уже не забота, а -- любовь, всех объединившая. Руки братски протягивались к рукам, глаза смотрели в глаза с доверчивостью тех, кому нечего скрывать и опасаться. Здесь как будто каждый был отделен от другого только телом, а душа у всех была одна, -- веселая, беззаботная, нежная и кроткая душа ребенка-ангела, бесстрашный ум которого перестал быть орудием раздора, но искал путей к еще теснейшему соединению людей с людьми, и всех вместе с побежденным миром. От победы к победе шли они веселой поступью, и победы эти были победами любви. И любовь делала их лица кроткими и светлыми, а в глазах, сиявших умом, отражался как бы огненный порыв... Он смотрел на них с тем чувством, как смотрел когда-то на прекрасные изображения мадонн и ангелов. Но и, как те же, они были для него только прекрасной мечтой, он не чувствовал с ними кровной связи, он мог только любоваться ими... и тосковать...
На горизонте вырастал громадный город.
Сверкающие купола его построек взбегали выше, выше, поднимались как белые облака. И вот даль заслонили, -- за широкой рекой, в зелени садов, -- колоннады и портики гигантских зданий из разноцветного мрамора, хрустальные дворцы, круглые вышки обсерваторий, острые шпили башен, словно убегавших к небу. И над всем этим морем зданий вздымался купол Пантеона с фигурой Славы, парящей над городом. Висячий мост через реку, тугой, как струна, был украшен статуями пророков и ученых глубокой древности. По нему поток народа достиг обширной площади перед аллеей героев.
И тут остановился.
Сотни знамен взвились в воздух, синих, желтых, белых, с золотыми надписями. Зажглись тысячи свечей в надвигавшемся сумраке. И, казалось, тысячи солнц осветили аллею героев.
Впереди высоко поднялось громадное траурное знамя.
Перед ним все знамена склонились.
И медленно, вслед за колыхающимся Трауром, бесчисленные толпы двинулись в аллею...
Длинным рядом с обеих сторон, на пьедесталах, увитых плющом и цветами, как бы в храме без крыши, белые изваяния блестели под лучами световых солнц. Герои всех столетий смотрели с пьедесталов, все, кто усилиями мысли и воли, жизнью и кровью своей, в упорной борьбе пролагал пути в светлое царство Мечты, поливая их слезами гнева и муки, своими белыми костями устилая их, -- все они любовной заботой потомков были собраны тут. Бюсты стариков с седыми кудрями, с землистыми лицами, как бы впитавшими сырость тюрем; гордые девушки с горящими решимостью глазами; юноши с кандалами на руках и ногах... А там теоретики мировой борьбы, полководцы мысли, -- все, отразившие в себе, чтобы привести в систему, чаянья веков, поднимали свои гордые головы, как символы мирового движения... В мраморных боках пьедесталов, на золотых и серебряных досках, рука художников тонкими чертами изобразила всю кровь и муку, все геройство прошлого... Он увидал знакомые лица...