На следующий день я заскочил в Собрание, поделился с парой знакомых новостями, что «будет интересная тяжба». Лишние зрители из владеющих — никогда не лишние. А около двух пополудни заявился в суд. Дело было «сутяжное», так что старый черепах Хрым Щелец с судейской «гривой» меня не слишком удивил. Поприветствоал кивком. ну и уставился выцветшими глазами: мол, какого лешего твоё почтенство припёрлось?
Ну и я изложил дело: так и так, воровство и татьба, совращение работников (что «работник» — в кавычках, я как и положено нормальному адвокату умолчал), ну и изготовление уникального товара Товарищества злокозненным Тольцем.
— И доказать сможешь, почтенный? — прищурился Черепах.
— Ага! — радостно кивнул я, с грохотом ставя на столик саквояж.
— Да погоди ты, не сейчас. Тольца этого «злокозненностью отвращающего божеств от места своего мерзостного пребывания», — с явным восхищением (ну а улыбка — это альцгеймер и прочие хвори) прошамкал Хрым, — до суда доставить надобно. Впрочем — не долго сие. А тогда и будем тяжбу вести.
И утопал, а я развалился на скамье. Впрочем, дальше произошло ожидаемое:
— Ещё сторона у дела есть, Михайло Потапыч, — нахмуренно-удивлённо через час сообщил Хрым. — Тольца сего я задержал до завтрева, коли вины не докажешь — компенсируешь! — сообщил черепах, на что я кивнул. — А ты приходи в девять пополуночи, будем дело судить и рядить.
Куква, как и ожидалось. Очевидно, зажопленный Тольц стал размахивать рядом с Куква, а время уже вечернее, ну и перенёс судья слушание на завтра, давая совам время на подготовку. В общем — нормально, я в Собрании как раз про завтра и говорил. Потому что если бы Куква к делу не преплелись, то я бы был в Собрании завтра. Проставился бы потревоженным знакомым и развёл лапами, что «думал что интересно, а вышло ерунда». А с Куквами — посмотрим, что выйдет, думал я уже в своей спальне, засыпая.
30. Дежавю
На следующий день в зале суда было владетельно: подвалили и знакомые, и знакомые знакомых. Ну и от Куква был дядька в возрасте, как и ожидалось. Тольца тоже привели, помятого и зыркающего на всех недобро, хоть и затравленно временами. И Готный припёрся: я его с утра зажопил, ну и заодно стребовал чертежи, которые в суде не помешают.
Ну и Хрым объявил, что так, мол, и так, тяжба от Медвежьего Товарищества, которое представляет Михайло Потапыч, к мастерской Лауна Тольца, на тему бесчестного воровства.
— Однако, оказалось что мастерская Лауна Тольца… — начал скрипеть Хрым, замялся, но продолжил. — Не является полной собственностью мастера Тольца. А принадлежит по ряду, большей своей частью, уважаемому Роду Куква. И в таком разе участие представителя рода Куква нахожу необходимым. А теперь, почтенный Михайло Потапыч, озвучь суду и присутствующим обвинения.
В общем — ожидаемо. Как и то, что Куква не стал орать «навет» или «мы не при делах»: самого обвинения озвучено не было, так что мало ли, что я «бесчестным воровством» назову.
Ну а я разливался весенним медведем: так, мол, и так, есть аркубулюс: придумка Медвежьего Товарищества, плод неустанного труда и моего гения. Ну и мастер Рарин Готный где-то там на подпевках копошился.
— Вешь полезная, нужная, никем до нас не воплощённая: гелеакулюсы тяжелы и к верховой езде не пригодны. Посему обвиняю я мастерскую Тольца и лично его в воровстве бесчетном нами умысленного и созданного.
— Аркубулюс — вещь и вправду известная, да и пользу его нельзя не признать, — покивал Хрым. — Также известно, что Медвежье Товарищество его создало и придумало. Отвечай, Лаун Тольц: творишь ли ты в своей мастерской аркубулюсов, без дозволения на то Медвежьего Товарищества?
— Нет! — заподпрыгивал плагиатор. — Так и про аркубулюса этого сказать можно, что сделали его по образу и подобию гелеакулюса! А гелеакулюса — по подобию обычного коня! Я придумал и творю ликасулюсов, железных волков. Сам до всего своим умом дошёл! — хамски врал этот лишенец. — А откуда… его почтенство знает про то, что в моей мастерской творится — отдельный вопрос. Продавать я ликасулюсов не продавал, так что…